Выходит, Масленков или его жена – заказчик, а Очеретин – исполнитель? Щас, остается только шнурки погладить. Одного взгляда на Матвея достаточно, чтобы понять: в этом длинноногом худом тельце силы и выученности – ноль целых, ноль десятых. Кроме того, Антон успел заметить, что Очеретин левша. А судмедэксперт, проводивший вскрытие Чекчурина, вполне однозначно утверждал, что смертоносное движение, повлекшее смещение позвонков, произведено слева направо, то есть правшой. С другой стороны, по Майстренко заключения еще нет, да и сил на то, чтобы справиться с хрупкой неспортивной дамочкой, много не требуется. Тогда можно говорить о том, что либо исполнители разные и Татьяну убил именно Матвей, а Чекчурина – кто-то другой, либо Матвей – организатор, подыскивавший исполнителей. Или одного исполнителя.
Час от часу не легче…
Теперь записки. Что по ним? Слово «Учитель» в обоих случаях написано с заглавной буквы. Текст выполнен на компьютере и распечатан на лазерном принтере. Дактилоскопия по первой записке нулевая, ничего пригодного для идентификации, по второй еще не готова. Кого исполнитель или исполнители назвали Учителем? Если Олега Масленкова, стало быть, это его ученики, но тогда при чем тут айтишник Матвей? Олег Васильевич преподает философию в вузе, в котором Очеретин никогда не учился. Зачем он нужен Масленкову для организации убийств, когда все потенциальные исполнители и так под рукой? Бред получается.
Нужно начинать рассуждения с другой точки.
И вообще, не стоит торопиться с выводами, имеет смысл подождать, когда Ромка и Витя Вишняков отзвонятся или отпишутся после повторного визита к Масленковым. Мозги к вечеру уже мало на что годятся. Если попытаться сейчас продолжать ими пользоваться, можно такого напридумывать, что потом вовек не разгребешь.
Махнуть, что ли, еще рюмашечку? Согреться внутри, дождаться сообщения от Романа и завалиться спать, чтобы завтра со свежими силами…
На кухне появился Степка, вид одновременно отстраненный и настороженный. Молча открыл холодильник, достал пакет томатного сока, вынул из шкафа упаковку сырных чипсов. Время к одиннадцати, а сын, похоже, ложиться не собирается.
– Тебе спать не пора? – мирно поинтересовался Антон. – Завтра в школу, не выспишься, будешь квелый.
– Норм, – коротко бросил Степка.
Антон демонстративно посмотрел на часы:
– Пятнадцать минут. Мы с тобой договаривались.
– Я же сказал: все норм.
В голосе сына зазвучало раздражение и даже намек на злость. Антон усилием воли подавил закипающую готовность взорваться и устроить выговор, дескать, что за тон, да как он смеет, и все в таком духе. Парнишка не «смеет». Он не властен над собой. Гормональная перестройка – страшная штука, бьет по мозгам не хуже водки или наркоты, только после водки можно протрезветь наутро, действие наркотика тоже закончится довольно быстро, а гормоны бушуют постоянно, двадцать четыре часа в режиме нон-стоп, и человек чаще всего этого не замечает и не осознает. Мысли в голову лезут не пойми какие, настроение скачет, поведение – из рук вон. Разве подросток виноват? У зрелых людей в районе пятидесяти-шестидесяти лет тоже идет такая перестройка, и они зачастую тоже становятся невыносимыми для окружающих, но у них жизненного опыта побольше, чем у ребенка, и удается более или менее справляться с собой. Хотя и не всем. Чего же он требует от Степки?
– Ну, сынок, смотри сам, ты уже взрослый, – вздохнул Антон. – В школе все хорошо? Проблем нет?
Мальчик только головой отрицательно мотнул, вербальным ответом не удостоил и скрылся в своей комнате. Звякнул телефон, пришло сообщение от Василисы: «Я в порядке». Коротко и почти со вкусом. Антон с улыбкой смотрел на светящийся экран смартфона: Васька с раннего детства приучена к тому, что раз в час прислать эсэмэску не трудно, зато папа не волнуется и спокойно работает. За все годы она только два или три раза забывала вовремя «маякнуть», да и то во вполне простительных ситуациях. Ответственную девочку он вырастил, может гордиться своими педагогическими успехами.