Отель

Затем он выпрямился и окинул взглядом уютную комнату, где цвет мебели так приятно сочетался с обивкой: софа во французском провинциальном стиле, обтянутая гобеленом с растительным орнаментом белых, голубых и зеленых тонов; два хепплуайтских кресла у комода с мраморной доской, сервант, инкрустированный красным деревом, возле которого он смешивал коктейли. На стенах – гравюры, изображающие пейзажи Луизианы, и современная картина в духе импрессионизма. Все это делало комнату теплой, веселой – совсем как сама Кристина, подумал он. Вот только громоздкие каминные часы на серванте выбивались из общего стиля. Эти часы, тикавшие очень тихо, несомненно, принадлежали викторианской эпохе – с причудливыми бронзовыми завитушками и старым циферблатом в пятнах сырости. Питер с любопытством принялся их рассматривать. Затем понес коктейли на кухню.

Когда он вошел, Кристина выливала взбитые яйца на тихо потрескивающую сковороду.

– Еще три минуты, и все будет готово.

Он протянул ей стакан, они чокнулись.

– Не забывайте, что вас ждет мой омлет, – сказала Кристина. – Он уже готов.

Омлет оказался таким, как она и предсказывала, – легким, воздушным, с зеленью.

– Настоящий омлет, – сказал Питер, – только редко такие получаются.

– А еще я умею варить яйца.

Он весело отмахнулся:

– Это уже на следующий завтрак.

Покончив с едой, они вернулись в гостиную, и Питер приготовил еще по коктейлю. Было уже около двух часов ночи.

Они сели с Кристиной на софу.

– У меня такое чувство, – заметил он, указывая на нелепые часы, – будто они разглядывают меня и укоризненно отбивают время.

– Возможно, – сказала Кристина. – Это часы моего отца. Они стояли у него в кабинете, где он принимал пациентов. Это единственная вещь, которую я сохранила.

Воцарилось молчание. Как-то однажды Кристина деловито, подробно рассказала Питеру об авиационной катастрофе в Висконсине.

– После того как это случилось, вы, наверно, чувствовали себя отчаянно одинокой, – мягко сказал он.

– Мне хотелось умереть, – просто ответила она. – Хотя, конечно, все сглаживается через какое-то время.

– Через какое же?

На лице ее мелькнула и тут же погасла улыбка.

– Душевные раны заживают быстро. Эту рану – я имею в виду желание умереть – затянуло через неделю или две.

– А что было после?

– Я переехала в Новый Орлеан и постаралась взять себя в руки, заставить себя не думать. Это было трудно и, по мере того как шли дни, удавалось все меньше. Я знала, что должна чем-то заняться, но чем и где?

Она замолчала.

– Продолжайте же, – сказал Питер.

– Какое-то время я обдумывала, не возвратиться ли мне в университет, потом решила не делать этого. Получить диплом искусствоведа только ради диплома – стоит ли стараться? А эта профессия показалась мне вдруг неинтересной.

– Я вас прекрасно понимаю.

Кристина задумчиво потягивала из своего стакана. Глядя на ее правильно очерченное лицо с волевым подбородком, Питер всеми своими порами чувствовал, какое от нее исходит спокойствие и самообладание.

– Словом, однажды, – продолжала Кристина, – проходя по Каронделет, я увидела объявление, гласившее: «Секретарская школа». И подумала: вот что мне нужно! Я там немного получусь, а потом поступлю на службу, где буду занята с утра до вечера. А именно это мне и требовалось.

– Как же вы попали в «Сент-Грегори»?

– Я остановилась там по приезде из Висконсина. Как-то утром вместе с завтраком мне подали местную газету «Таймс-Пикайюн», и там в разделе найма я увидела объявление, что директору отеля нужен личный секретарь. Было еще очень рано, но я подумала: приду первой и подожду. В те времена Уоррен Трент являлся на работу раньше всех. Но я уже сидела в приемной, когда он пришел.

– И он вас сразу нанял?

– Не совсем так. По сути дела, он меня вообще не нанимал. Просто, как только У. Т. выяснил, зачем я пришла, он вызвал меня и начал диктовать письмо, а потом отдал кучу распоряжений для передачи служащим отеля. К тому времени, когда явились другие претендентки, я уже работала несколько часов и самолично отвечала, что место занято.

– Да, это вполне в духе нашего старика, – хмыкнул Питер.

– Он бы, наверное, так и не узнал, кто я, если бы дня через три я не оставила на его столе записку. По-моему, я там написала что-то вроде: «Меня зовут Кристина Фрэнсис» и указала, какое жалованье хотела бы получать. Записка вернулась ко мне без комментариев – она была просто завизирована, и все.

– Отличный рассказ на сон грядущий. – Питер встал с софы и распрямился. – Эти ваши часы опять таращатся на меня. Наверное, пора уходить.

– Но ведь это нечестно, – запротестовала Кристина. – Мы все время говорили только обо мне. – Настоящий мужчина, подумала она, волевой, энергичный. И в тоже время – удивительно мягкий, добрый. Она заметила это еще вечером, когда Питер вдруг подхватил на руки Альберта Уэллса и перенес в другую комнату. Интересно, а что бы она почувствовала, если бы он нес ее на руках?

– Я слушал вас с удовольствием. Прекрасная разрядка после такого суматошного дня. Так или иначе, это не последняя наша встреча. – Он помолчал, глядя ей в глаза. – Да?