– Врач не исключает возможности суицида, – сказала Сивилла ему в спину.
– Суицид? Зачем? У нее же все было хорошо, когда мы приезжали.
– Во-первых, в пузырьке осталось слишком мало таблеток. Во-вторых, она не всегда была в радужном настроении. Очевидно, мы стали первыми ее посетителями за год.
– У нее не было семьи?
– Семья-то была, но только не здесь. Внуки еще заезжали проведать ее время от времени, ну и все. Не слишком-то радостно.
– Но как она оплачивала проживание здесь?
– Автоматический перевод с пенсионного счета, а остальное покрывалось страховкой. Вот теперь ты понимаешь, почему я не хочу очутиться в подобном месте. Можно умереть в одиночестве, вдалеке от всех, а изменятся только счета на бумаге, да пару справок кому-то выпишут. Мир не заметит твоего ухода.
Сивилла закрыла рот, разглядывая тело миссис Делейн, и Джошуа вдруг захотел обнять ее и успокоить. Она была права. Мы рождаемся в одиночестве и умираем в одиночестве, однако во время нашего существования стоит попытаться сделать чью-то жизнь теплее. «
Еще он не мог не задаться дурацким вопросом: присоединится ли призрак миссис Делейн к попыткам Кловиса поторопить расследование.
Приходская церковь Санте объединяла религиозных людей, которые оказывали поддержку семьям (в основном, католического вероисповедания), проживавшим в регионе. Именно сюда обращались родители, чтобы нанять человека, который поможет им «принять» ребенка с милостью божьей. Джошуа не был верующим, несмотря на то, что вырос в строгой семье. Его крестили сразу по приезде к Оберсонам. Его всегда привлекали тайны веры, но он рассматривал их как банальное человеческое любопытство. Кто мы такие? Откуда мы пришли? Куда мы идем? Эти метафизические вопросы преследовали нас повсюду и оставались без ответа, поэтому Джошуа не считал нужным верить в какого бы то ни было бога.
Приходские священники занимали старый дом, расположенный между двух холмов на севере Лозанны. Если судить по изношенности стен и крыше с отваливающейся черепицей, здание не ремонтировали с тех самых пор, когда тридцать лет назад мама приносила его сюда. Это место не вызывало воспоминаний. Появлялось только неприятное чувство одиночества и изоляции, которое он уже испытывал, стоя перед могилой Кэтрин Александер. Джошуа подумал о нападении на стоянке перед кладбищем и испытал не самые приятные чувства. На этот раз он не оставил пистолет в машине. Более того, он успел сходить в тир и расстрелял несколько обойм, просто чтобы расслабиться. Под его рукой заскрипели петли тяжелой двери, и он оказался в помещении, где было еще холоднее, чем снаружи. Монашка в черном облачении поверх водолазки из белой шерсти сидела в самом углу. Она разбирала кучу бумаг на стойке. Повернувшись к нему, монашка поправила очки.
– Здравствуйте, я могу вам помочь?
– Здравствуйте… сестра, – ответил он и почувствовал себя очень странно, не понимая, следует ли ему обращаться так ко всем монашкам. – Я лейтенант полиции кантона.
Джошуа порылся в карманах, чтобы извлечь оттуда удостоверение. Это заняло некоторое время и явно развлекло монашку.
– Я бы хотел задать вам несколько вопросов, – мягко, но уверенно закончил он свою мысль.
Она смотрела на него огромными черными глазами.
– Конечно, я постараюсь вам помочь. Что вас интересует?
– Я… пытаюсь разыскать данные об одном человеке. Это монахиня, она работала здесь с приемными семьями и занималась одним ребенком…
– Вы уже были в приюте, откуда ребенка забрали?
– Еще нет, но я точно знаю, что она работала здесь.
– А как звали этого ребенка?
– Джошуа Оберсон.
Сестра, казалось, очень сильно удивилась. Именно это имя она видела несколько секунд назад на удостоверении. Она поколебалась.
– Подождите немного, пожалуйста, – произнесла она, развернулась и вышла через боковую дверь.