Отец мой шахтер (сборник)

Иван дышал часто и сипло, как привязанный к телеге старый цыганский пес в конце долгого перехода, и был мокрым, как церковная мышь, выбравшаяся на край купели, в которую свалилась по неосторожности. Он сделал еще три шага вверх и ткнулся обессиленно лицом в снег…

Внизу, в ущелье, вытянулась медленная колонна. Иван лежал за камнем и разглядывал своих в бинокль. Ехали верхом рядом Брускин и Наталья. Он что-то говорил ей быстро, рассказывал, а она рассеянно слушала и посматривала вверх, на горы. Иван вздохнул.

Выстрел прозвучал, как всегда, неожиданно. Новик завертел головой и все же успел увидеть легкий дымок, поднимающийся из‑за камня слева и ниже.

– Что, забыли, черти! – процедил Иван сквозь зубы, и тут же снизу стали часто бить винтовки, а чуть позже зататакали и пулеметы. Новик улыбнулся, подоткнул полы шинели под ремень и, придерживая шашку, побежал туда – вниз и влево.

В свисте летящих над головой пуль Иван вдруг услышал знакомый звук ввинчивающегося в воздух снаряда, упал на камни и прикрыл голову руками. Снаряд разорвался выше, Ивана присыпало каменной крошкой, а когда он приподнял голову, какой-то припоздалый камешек больно тюкнул его в макушку.

– Михей, гад, убью! – в бешенстве пообещал Иван…

Когда стрельба прекратилась, Иван приложил к глазам бинокль и скоро нашел того, кого искал. Он был совсем близко. Стрелок засыпал из рожка порох в длинный ствол старого кремневого ружья и опустил в него большую круглую пулю… Он уже выцелил кого-то внизу, но сделать выстрел не успел. Что было сил Иван перетянул его нагайкой вдоль спины и выкрикнул зло и торжествующе:

– А-а, суч-чонок!

От неожиданности и резкой боли стрелок прогнулся и перевернулся на спину. Это был мальчик со смуглой кожей и монголоидным типом лица.

– Хай ме бхарата пули! – крикнул он неожиданно для своего положения властно.

– Хай ме бхарата пули! – в очередной раз торжественно выпалил таинственный стрелок и даже топнул ногой.

Комэск Ведмеденко почесал могучий загривок и заговорил задумчиво:

– Що це таке хай, то я разумею… Пули, воны пули и е… А що це таке – мебхарата?

– Значит, думаешь, Микола, хлопчик не хохол? – спросил его усмешливо комэск Колобков.

Ведмеденко еще раз пристально и изучающе посмотрел в лицо незнакомца и, махнув рукой, подытожил:

– Та ни!..

Командиры захохотали. Не смеялись лишь Лапиньш и Новиков. Иван смотрел на пацана внимательно и удивленно.

– А между прочим, товарищ Ведмеденко не так уж и не прав, – заговорил, вставая и протирая очки, Брускин. – Все языки мира делятся на группы и подгруппы. Так вот, я специально подсчитывал, в нашем корпусе присутствуют представители всех групп и почти всех подгрупп. Этим мы, кстати, опровергаем известный библейский миф о неудачном строительстве Вавилонской башни…

– Претложения, товарищ Прускин, – прервал его Лапиньш.

– Предложение мое простое, Казис Янович. Собрать всех представителей языковых групп и подгрупп, и пусть они послушают этого туземца. Что касается меня, то, хотя я совсем не знаю идиша, могу со всей ответственностью заявить, что его язык не принадлежит ни к семитской группе языков, ни к германской. А что можете сказать вы, Казис Янович, как носитель латышского языка?

Лапиньш посмотрел на туземца.

– Кад таве вялняс гребту[8], – сказал он и отвернулся.

Длинной вереницей стоял кавалерийский интернационал: чех, венгр, эстонец, карел, финн, молдаванин, киргиз, казах, удмурт, грузин, лезгин, и, как стали говорить позже, многие-многие другие. Они поочередно подходили к юному стрелку, слушали одну и ту же фразу и мотали отрицательно головой.

Китаец Сунь слушать не стал, а, глядя в упор, стал задавать вопросы по-китайски, но вдруг стрелок резко ударил его ладонью по щеке. Сунь закрыл ладонями лицо и заплакал. Презрительно глянув на него, стрелок отвернулся.

Вновь собрались отцы-командиры.

– Если опираться на платформу революционного процесса, то мы должны помиловать его и взять с собой, – говорил Брускин. – С точки зрения ортодоксального христианства, к примеру, дохристианские язычники были безгрешны, так как они не могли еще знать истинной, по мнению христиан, веры. Может быть, он стрелял в нас не как в красных, а как в белых?

– А як же стяг? – развел руками Ведмеденко. – Чи вин нэ бачив, що стяг чорвоний?

Новиков сосредоточенно молчал и все переводил взгляд с лица пацана на лицо медного бога. Они были похожи как две капли воды. И пропорции тела, и осанка, и медный бубенчик на шее.

– Взять его с собой мы не можем, – задумчиво заговорил Шведов. – Братки его в первом же бою уконтрапупят. Если сегодня ночью не придушат.

– Хай ме бхарата пули, – встревоженно напомнил о себе подросток.

– Вот тебе и пули, – вздохнул Шведов. – Дитя ведь еще… Может, оставим его здесь завтра, а сами дальше пойдем?

– Он упил тватцать тевять наших поевых товарищей, вы запыли это? – спросил свистящим шепотом Лапиньш.

Все опустили глаза.

И вдруг глухо и тяжело ухнуло что-то в глубине гор, будто шевельнулось там их великое сердце.

Ночью Иван нашел в одном из домов спящего комиссара и с силой потряс его за плечо.