Отец мой шахтер (сборник)

– Так тогда мы и пригодимся! – воскликнул Иван. – Погуляем по тылам! Неужто мы колбасникам этим, душам гороховым, на своей земле сопатку кирпичом не натрем?! – Иван замолк, успокаиваясь, и прибавил тихо с надеждой: – А нас за то, может, обратно пустят…

Колобок молчал, опустив голову.

– Я ж все-таки со Сталиным выпивал, я б его попросил за всех наших…

Колобок поднял голову.

– Ты Ленина просил один раз подмогу нам прислать!

– Ленина не трожь, – нахмурившись, предупредил Иван. – Чего ты про Ленина знаешь?..

– Знаю… Ты с какого года в партии? – спросил Колобок с напором.

– С двадцать третьего, а что?

– А я с восемнадцатого! Поболе твоего знаю! У меня три ранения, четыре контузии, две почетные грамоты от товарища Троцкого! – орал Колобок.

– Ну и засунь их себе в задницу! – тоже заорал Новик.

Стало вдруг тихо.

– Ты, Иван, не груби, – тихо попросил Колобков. – Хоть ты и сикх, в своем дому я тебе грубить не позволю… Сколько я горбил, наживая все это? Шестеро детишков, две жены, почет кругом, уважение – и теперь все брось?

– Петр…

– И не Петр я, а Сулейман.

– Не поедешь?

– Нет.

Иван громко и даже как будто облегченно вздохнул.

– Ну, на нет и суда нет.

Он потянулся к своей поклаже, сунул в нее руку, вытащил бутылку рисовой водки и, ничего не говоря, стал деловито выбивать пробку. Колобков поднялся, вышел и тут же вернулся и поставил на стол блюдо с холодным, нарезанным кусками мясом.

– Убери, я конину не ем. – Иван наливал водку в свою пиалу.

– Да это не конина, баранина.

– Все равно убери.

Иван осторожно подносил ко рту наполненную до самых краев пиалу, а Колобок, страдальчески сморщив лоб, наблюдал.

– Иван! – остановил он Новика.

– Чего? – осторожно, чтобы не расплескать, спросил Иван.

– Мне чего же не налил? Или гребуешь с мусульманином?

– Почему гребую? – Иван не отводил взгляда от водки. – Тебе Аллах не велит.

– Он вино не велит! Про водку он ни слова!

Колобок торопливо налил себе. Они молча чокнулись и медленно, с чувством выпили.

Хмельной и деловитый, Иван вошел в низкое и душное здание вокзала. У окошек билетных касс плотно и неразъемно сбилась толпа. Иван покрутил ус, поправил на боку саблю и решительно двинулся вперед. Он пытался втиснуться в толпу с одной стороны, с другой, с третьей, но сделать это оказалось невозможно. И Новик взъярился вдруг, схватил за шкирку и выкинул из толпы одного, оторвал другого, свалил под ноги третьего, но четвертый оказался парнем крепким. К тому же он тоже был сикх.

– Мне нужно уехать в Бомбей! – закричал Новик и вытащил до половины саблю из ножен.

Сикх мгновенно выхватил из‑за пояса большой кинжал. Мгновенно же вокруг них образовалось пустое пространство. Иван понял, что переборщил, бросил саблю в ножны, повернулся и пошел прочь.

– Черти нерусские, – пробормотал он в усы, выходя на улицу.

Иван долго не замечал, что за ним идет полный хорошо одетый молодой человек и то смотрит на Иванову саблю, то заглядывает через плечо в лицо, в самые глаза. Иван повернулся и зло посмотрел в ответ. Молодой человек поприветствовал его и сказал дрожащим от волнения голосом:

– У меня дома есть билет до Бомбея.

Иван сидел на краю кресла в большой красивой гостиной и с почтением разглядывал развешанные по стенам фотографии знатных господ в дорогих рамках. Взгляд его задержался на самом большом, центральном, портрете. Иван поднялся и подошел ближе. Удивленно и пристально он вглядывался в полное и властное лицо мужчины в халате, чалме-тюрбане, с саблей на боку. Иван узнал его. Это был Ахмад Саид-хан, которого он убил почти двадцать лет назад тремя ударами кутара в живот.

Иван был так удивлен, что не слышал, как молодой человек подошел сзади, и сильно вздрогнул, когда тот тронул его за плечо. Молодой человек улыбался, но в глазах его стояли слезы. Коротко и резко двинув внизу рукой, он воткнул кутар в живот Ивана. Новик глубоко вздохнул и, задержав дыхание, не двигался, улыбаясь и глядя виновато.

Молодой человек вытащил кинжал. Иван облегченно выдохнул, и кровь густо окрасила его живот и ноги.

– Я хотел… – сказал Иван по-русски, но молодой человек воткнул кинжал во второй раз. После третьего удара Иван упал.

Молодой человек стоял на коленях перед портретом отца и, захлебываясь слезами, обращался к нему:

– Отец, дело моей жизни исполнилось! Я убил его, отец, убил, посмотри, вот он лежит у твоих ног!

Молодой человек оглянулся и не обнаружил Новика. Кровавая дорожка тянулась к двери. Молодой человек кинулся туда и увидел Ивана. Тот полз на четвереньках к выходу, и черная кровь хлестала из его живота, как из дырявого ведра.

Молодой человек толкал перед собой тележку. В ней лежало что-то, укрытое циновкой, сквозь которую просачивалась кровь. Здесь был Мертвый город – полуразрушенные пустынные остатки древнего города.

Молодой человек остановился у одной из невысоких стен, вывалил тяжкую ношу на землю, а сам стал собирать камни, чтобы забросать ими убитого. Молодой человек старался не смотреть на окровавленный труп, но что-то заставило его сделать это.

Иван смотрел на него и нахально подмигивал.