Она ждала ответа на свой дважды произнесенный вопрос, но Печенкин решил, видимо, на него не отвечать. Он перестал вдруг замечать жену – как будто ее здесь не было, хотя Галина Васильевна стояла за спиной сына.
– Ну и что? – грозно и насмешливо обратился Печенкин к Илье. – Да здравствует, ну и что? Я ж тебе говорил: нет тут ни коммунистов, ни демократов! Говорил? Говорил! Мы не белые, мы не красные, мы – придонские! Хотел людям праздник испортить? Да они не поняли ничего! Подумали – пьяный омоновец с ума сошел! – Печенкин хохотнул, довольный неожиданной придумкой. – Никто ничего не понял! Или думаешь, в газетах напишут? Не напишут! Или по телевизору покажут? Не покажут! Это я тебе гарантирую. Никто ничего не узнает, понятно? А вот что ты засранец – узнают все…
– Володя! – остановила мужа Галина Васильевна. Она не любила грубых слов.
– Что – Володя?! – закричал Печенкин. – Знаешь, что он сегодня сделал? Он мне в душу плюнул! У меня такой день! Сколько я дерьма за этот храм съел, сколько сил потратил, денег, а он?! – орал Печенкин, и на его шее веревками вздувались жилы. – Заср-р-ранец!
– Володя! – решительно оборвала его жена. Печенкин замолчал и неожиданно засмеялся, сверкая глазами.
– Коммунист? Ну вот и живи как коммунист! – Он вновь обращался к сыну: – Тебе дед сухарей насушил – вот и грызи! И никакой больше охраны – коммунистов не воруют…
– Володя…
– Хочешь – сама охраняй! И жить он в моем доме больше не будет! Всё!
– Володя, успокойся, – попросила Галина Васильевна.
– А я спокоен! – заорал Владимир Иванович. – Спокоен! Потому что это мой дом и все здесь мое. А твой вон кинотеатр «Октябрь»… Ни копейки денег ему! Днем пусть работает, а вечером учится! В школе рабочей молодежи, как я учился. В Швейцарии не научили, там научат! Быстро научат! Обязательно научат! Всё! Новая жизнь! Нью лайф! – Печенкин перемахнул через канаты и прокричал вдаль: – Нилыч! У молодой не бери, у нее недожаренные!
Илья ушел из отцовского дома в ту же ночь, правда недалеко – в кинотеатр «Октябрь», найдя себе пристанище на чердаке с изнаночной стороны экрана. Он лежал на резиновом матрасе, который притащил киномеханик Наиль, под шерстяным пледом, который дала мама, смотрел в большое полукруглое окно на звезды, слушал воркование невидимых голубей и глуховатую фонограмму любимого фильма отца и был, кажется, счастлив.
У Владимира Ивановича в ту ночь тоже было неплохое настроение. Он сидел, по обыкновению, в последнем ряду, лузгал семечки и неотрывно смотрел на экран, находя там не только душевное отдохновение, но и подтверждение собственным мыслям. И когда судья-индус сказал: «Сын честного человека всегда честен, а сын вора – обязательно вор», – Печенкин согласился, проговорив:
– Это точно.
Галину Васильевну не очень испугала ссора между мужем и сыном, она хорошо знала Печенкина, знала, что должно пройти время, чтобы он остыл и повинился. Ни на какую работу Илюшу она, конечно, не отпустила бы, но запретить ему учиться не могла, а он как раз высказал желание учиться – в обычной придонской школе. К тому же Галина Васильевна прекрасно понимала, что сыну скоро надоест это бессмысленное, бесплодное занятие, и согласилась, поставив одно лишь условие: в отсутствие телохранителей провожать его в школу будет она сама. Илья засмеялся и поцеловал мать в лоб.
Илья шагал по Придонску широко и деловито. Галина Васильевна двигалась рядом, настороженно поглядывая по сторонам, прижимая к груди, как щит, черную жесткую сумку.
– Ты знаешь, Илюшенька, сегодня утром ко мне подошел папа и пригласил нас с тобой… в кино, – сообщила она радостно.
– Ненавижу кино, – сказал Илья в ответ.
– Почему? – удивилась Галина Васильевна.
– Потому что оно врет.
Галина Васильевна улыбнулась:
– Ну, малыш, кто же в наше время говорит правду? И дело вовсе не в кино… Папа хочет помириться, а на что-то другое у него фантазии не хватает. Я даже знаю, как все это будет выглядеть. Перед началом сеанса он пожмет твою руку и скажет… какую-нибудь глупость… И ты снова вернешься в свой дом, в свою комнату…
– На чердаке я чувствую себя прекрасно! – сообщил Илья.
– Ты не хочешь мириться с папой?
Илья не ответил.
– Ну хорошо, объясни мне, чего ты от него добиваешься? – спросила Галина Васильевна, остановившись. Илья тоже остановился.
– Я хочу, чтобы он отдал людям то, что у них отнял, – ответил он спокойно и твердо.
– Каким людям? – не поняла Галина Васильевна.
– Этим, – Илья указал взглядом на прохожих – мать и сын находились в центре города, на людной улице Ленина.
– Но они… не просят, – проговорила Галина Васильевна, растерянно озираясь.
– Пока не просят… А когда придет время, не попросят – потребуют… Но будет поздно.
Илья озабоченно посмотрел на свои часы, и Галина Васильевна автоматически – на свои.
– И когда, ты считаешь, придет это время? – тихо спросила она.
– Оно уже пришло, – ответил Илья спокойно, почти равнодушно.
Галина Васильевна еще раз внимательно посмотрела на проходящих мимо людей.