– Э-э, Ангелина Георгиевна, если бы мы были теми, кем себя считаем… Тогда бы все были бы принцами и принцессами и жили бы при коммунизме… – Она вздохнула, оглядывая спальню, и поинтересовалась: – У вас шторы фирмы «Этуаль»?
Геля равнодушно пожала плечами.
– В чем в чем, а в скупости Владимира Ивановича обвинить нельзя, – закончила свою мысль Галина Васильевна.
– Я ни о чем его не просила, – раздраженно проговорила Геля.
Галина Васильевна понимающе улыбнулась, поднялась и, прохаживаясь по комнате, заговорила:
– Вы все делаете правильно, Ангелина Георгиевна. У Печенкина просить нельзя – не даст. А если ничего не просить – даст все. Он же ребенок, мальчишка: кино, семечки, рука на колене… Как женщина женщину вы меня понимаете. Я после Илюши все аборты делала втайне от Володи. Он еще детей хотел, а я не хотела. Я ведь хорошо знаю, что это такое – много детей. Нас в семье трое было, три сестры, как у Чехова, я – самая старшая. Сначала меня одну родители любили, потом Валя родилась, на нее переключились, а уж когда Катя, я вообще изгойкой стала. Но тут и Валюха уже меня поняла. Дело до того дошло, что мы Катьку хотели убить, не помню уже, почему не убили… Я просто не могла себе представить, что буду кого-то после Илюши любить! Вот и делала аборты. А одного передержала, некогда было все, так его на шестом месяце вычистили – вот как я Илюшу любила… Я ради него на все пойду.
– Уходите! – каменея лицом, потребовала Геля. – Слышите – уходите!
Галина Васильевна не услышала, посмотрела на часы, покачала головой и воскликнула:
– Ой, мне пора! Мне моих мужиков кормить надо! Было очень приятно с вами познакомиться. Да не провожайте вы меня! Спускаться, потом опять подниматься – в вашем-то положении…
Однако Геля проводила незваную гостью до самой двери, не находя в себе сил для вежливой улыбки, все больше каменея лицом.
Входная дверь была приоткрыта. Галина Васильевна посмотрела на Гелю, потом на дверь, потом снова на Гелю, улыбнулась и негромко пропела:
Оставшись наконец одна, Геля торопливо закрыла-таки дверь на все запоры, обессиленно привалилась к ней спиной, обхватила живот руками, и лицо ее исказилось в приступе страха.
– Стой! – неожиданно заорал Печенкин.
Водитель резко нажал на тормоз, «мерс» встал, и сзади, заюзив, в него чуть не въехал «субурбан». Пока выскакивали ошалелые охранники, Владимир Иванович уже стоял на тротуаре – широко расставив ноги и сцепив за спиной руки, – смотрел в витрину фотоателье. Даже припоздавший Прибыловский с блокнотом и ручкой на изготовку не сразу понял, в чем дело, хотя именно он сообщил Печенкину об этом фотоателье. Но Прибыловский забыл, а Печенкин, когда проезжал мимо, вспомнил…
За большим стеклом витрины висели фотографии – так сказать, отчет о проделанной работе и одновременно реклама, и центральным, самым большим и привлекающим внимание, был групповой портрет трех молодых людей. Портрет удивлял, озадачивал и даже немного пугал. Илья, какой-то узкоглазый и негритянка. Стоя плечом к плечу, они были устремлены вперед и вверх, и в глазах их светилась тайна великого знания. Именно это и пугало, хотя Владимир Иванович вряд ли испытывал страх.
– А эти двое кто? – спросил он секретаря-референта.
– Нилыч сказал, что завтра это будет известно, – ответил Прибыловский.
– А где Нилыч?
– Повез вашего друга к вам домой.
– Да, я помню. – Печенкин мотнул головой и стал прохаживаться взад-вперед вдоль витрины, ведя с собой неслышный, но видимый диалог: он то пожимал плечами, то разводил руками, то прятал их в карманах и все вглядывался в фотопортрет – удивленно, растерянно, смущенно. Владимир Иванович не понимал. И видимо, из‑за этого своего непонимания он подхватил вдруг с земли половинку кирпича и, размахнувшись, изо всей силы запустил в витрину.
Стекло оглушительно зазвенело.
Галина Васильевна сильно вздрогнула, от неожиданности чуть не выронив из рук свое вязанье, когда снаружи кто-то постучал в балконное стекло.
То был Илья! Он нарочно прижался к стеклу так, что нос расплющился, и улыбался – радостно и возбужденно.
Галина Васильевна кинулась к двери и торопливо открыла ее.
– Илюшенька! Боже, как я испугалась! Но как ты сюда…
– А я… – Илья показал на растущую рядом с балконом сосну.
– Но ты же мог упасть! – воскликнула Галина Васильевна и прижала сына к себе.
– Я не мог упасть, – ответил Илья, высвобождаясь из объятий. – А где дядя Юра?
– Ушел, – ответила Галина Васильевна, стягивая с сына курточку.
– Жалко, – расстроился Илья. – Он интересный собеседник.
– Да. Он интересный собеседник, – согласилась Галина Васильевна и прибавила: – Но он ушел, и, я думаю, навсегда. Ты появился очень кстати. Я как раз закончила безрукавку. Тебя никто не видел?
Илья помотал головой.
– Это хорошо. Некоторое время вам с папой лучше не встречаться.
– Я ухожу в подполье, – сообщил Илья.
– Там не сыро? – спросила Галина Васильевна, натягивая на сына свежесвязанную безрукавку.