Откройте, я ваша смерть

– Да еще драгоценности с такой родословной, – согласился Гуров. – Только понимаешь, Станислав, есть в этой нашей с тобой стройной версии, которая и Петру очень понравилась, одно слабенькое место. Такое слабенькое и почти незаметное, что мы про него все время забываем. Упускаем этот факт из виду. А ведь у нас нет абсолютно никаких доказательств, что и Колотов, и Борисовский, и Бурунов хранили драгоценности своих покойных жен дома. Были когда-то – да! Носили, есть этому свидетели. А где находились драгоценности последующие двадцать с лишним лет, неизвестно. Мы пытаемся факт смерти и возможность насильственной смерти усилить мотивом, который не доказан. При этом впервые сталкиваемся с драгоценностями. В трех случаях мы их не видели и не имеем представления, были они в квартирах тех пенсионеров или не были.

– Ну, вот как ты умеешь, Лева, все испортить своими умозаключениями. Ведь так все просто и стройно было. И понятно. Нет, ты все испортил, и снова все непонятно, – с грустной улыбкой покачал головой Стас и добавил: – Хотя, если говорить серьезно, я тоже об этом постоянно думаю.

– Есть шанс проверить нашу с тобой правоту и наши с тобой опасения, – кивнул Гуров.

Старый профессор вышел из спальни, прижимая к груди обычную обувную коробку. С загадочной улыбкой на старческих тонких губах он подошел к столу, водрузил на него коробку и, устало опустившись в кресло, махнул рукой:

– Лицезрейте, уважаемые полковники!

Крячко с готовностью поднялся, подошел к столу и, осторожно сняв крышку коробки, стал разворачивать внутри старенькую цветастую тряпочку. Под его пальцами что-то тяжело звякнуло. Гуров видел, как загорелись от восторга глаза старого друга, когда Стас запустил руки в коробку и извлек содержимое, положив его на середину стола.

Да, драгоценности даже на первый взгляд не особенно искушенных в ювелирном деле сыщиков выглядели как старинные. Сейчас бы сюда Катю Калякину, подумал Лев. Вот тебе драгоценности в натуральном виде. Оценивай, делай выводы. Какой же это век? Хотя чего гадать и сомневаться, Борисовский был специалистом, он на каком-то основании сделал выводы о возрасте украшений, о прошлой их принадлежности семействам Меншиковых и Арсеньевых.

– Нравятся? – с тихой грустью спросил профессор. – Зиночке они очень шли. Я помню ее в красивом платье и этих побрякушках в Колонном зале Дома союзов. Блеск хрусталя, музыка, счастливые улыбки. Как жаль, что все это в прошлом. Иногда, молодые люди, просто страшно, до боли страшно стареть. Но меня успокаивает то, что там я увижусь с близкими и дорогими мне… чуть не сказал, людьми. – Он засмеялся и махнул рукой, словно отгонял мрачные мысли. – Не будем. Давайте жить сегодняшним днем.

– Давайте, – кивнул Глеб, обменявшись взглядом с Крячко. – У нас есть к вам еще один вопрос, Артур Карлович. Скажите, а вы не обращались в органы социальной опеки, чтобы вам прислали социального работника для помощи?

– Что, так плохо выгляжу? – улыбнулся старик. – Нет, не обращался. Да и зачем, когда у нас государство само задумывается о своих пенсионерах. Мы же все у них на учете, обо всех о нас знает Пенсионный фонд. Они мне сами прислали молодого человека. Старательный паренек, очень уважительный. Просит всегда рассказывать что-нибудь интересное…

– Ну, вот, – вздохнул Гуров. – Теперь все встало на свои места. А мы все сомневались, сомневались.

– Ага, – подтвердил Крячко без улыбки. – Даже дышать легче стало. Всегда любил определенность, пусть даже и неприятную.

– Простите, вы о чем сейчас, товарищи? – непонимающе поднял брови профессор.

– О том, уважаемый Артур Карлович, – ответил Гуров, – что органы социальной защиты – это одно, а Пенсионный фонд – это другое. В Пенсионный фонд вы или ваши работодатели всегда делали отчисления, у вас там есть свое дело с вашими данными. А вот в органы социальной защиты за помощью, если она вдруг понадобится, вам надо идти самому и вставать на учет. Если есть основания, тогда вами там станут заниматься. Так что без вашего ведома эти органы по своей инициативе вас на учет поставить не могли и прислать к вам социального работника тоже не могли.

– Вы хотите сказать, что Дима не из… А откуда он? Какие-то волонтеры? Но мы же можем у него самого спросить? Я не знаю, вы можете у него документы проверить.

– Нет, мы поступим по-другому. Мы ему вообще не будем ничего говорить и ни о чем не будем спрашивать. Посмотрим на него со стороны, наведем справки. Когда он у вас впервые появился, как он вам представился, что сказал?

– Но зачем ему это? Я, конечно, стар, но из ума не выжил, – хмуро поинтересовался профессор. – Парень про драгоценности не может знать. Зачем ему нужно добровольно ухаживать за мной?