Откровение по улице Огнева, дом двадцать шесть (СИ)

— То, что тебе нужно?

— Я же говорю, послание! Мама сказала, что дед будущим поколениям, — убеждал его я.

И чувствовал себя самым мерзким человеком на земле. Потому что врал. Мама не упоминала о послании. Дед вообще не хотел, чтобы я сюда возвращался, отговаривал даже от таких мыслей. Он считал Припять гиблым местом. Не из-за того ли, что пережил перед эвакуацией? Подозрительные записи от 27 апреля наталкивали на размышления. В тот день его вывела из себя вовсе не авария, он узнал кое-что ещё и оставил у себя в квартире намёк. Так мне казалось! Может быть, мой отец хотя бы один раз оказался прав, и в Чернобыле произошло нечто странное?

— Слава, Славуничка, пожалуйста…

— Стоп. — Он отстранил мои руки от себя, взяв за кисти. — Никогда меня так не называй. Никогда.

***

Мы свернули с проспекта Ленина и пошли в сторону набережной. Слава со мной не разговаривал. Если его дозиметр начинал пищать, то я останавливался, ждал, какое направление он выберет дальше, и по пятам шёл за ним. Я извинялся, даже попытался в знак моей глубочайшей благодарности прицепить ему на куртку значок, мол, когда выполню обещание не создавать Славе неприятности, тогда и заберу. Но едва не получил по носу, а орден остался при мне.

Ладно. Налаживанием отношений со Славой я ещё займусь вечером, а пока моим главным заданием оставался визит в квартиру деда. Он жил на четвёртом этаже. После развода с бабушкой оставался холостяком. Одну комнату использовал в качестве спальни, а в другую сгружал хлам, который ни выкинуть, ни использовать.

Я прокручивал в голове слова Славы о том, что квартиру разграбили. Я и раньше об этом думал. Но надежда, зараза, заставляла поступать нелогично. Например, верить, что дед нашел способ передать мне информацию через тридцать лет, что ответ ждал меня в квартире.

— Сюда?

— Да, дом правильный, я видел фотки. Раньше.

Многоэтажка показалась в полный рост после того, как мы обошли высокий дуб. Дикие заросли, мох на дверях подъезда и металлическая табличка со словами «Наш дом — нам его и беречь». Слава вошёл первым, придержав для меня скрипучую дверь. Мы попали в тёмный подъезд, начали подниматься по ступенькам вверх, обходя горы хлама, железа и тряпок.

Слава взял из рюкзака маску с перчатками и хлопнул меня ими по груди, без слов давая понять, что я должен надеть. Его молчаливость действовала мне на нервы, но я, как послушный мальчик, которым обещал быть, надел их без пререканий.

— А тебе не нужна защита? — спросил я. Он не ответил. — Понятно. Ты решил со мной не разговаривать. Обиделся, да? Но если ты обиделся, почему пошёл? То есть, пойми меня правильно. Я благодарен. Но почему ты молчишь?

— Номер квартиры какой?

Я остановился.

— Тридцать четвертая.

— Ясно. Видишь под ногами мох? А на стенах грибок? — Кивнул. — Не наступай и не касайся.

— Понял. Спасибо. Ничего больше не хочешь добавить?

Мы задержались у выпотрошенного электрического щитка, осторожно переступили распавшийся почтовый ящик, и преодолели ещё один пролёт.

Квартира деда находилась слева. Слава взялся за ручку, дверь распахнулась, а остатки замка чуть ниже почти неприлично вывалились наружу.

Слава повернулся, указав на маску.

— Да, понял я, понял!

Он протиснулся в коридор, а я следом. На полу длинного узкого помещения валялись отставшие обои серого цвета и деревянная балка. Славе пришлось перепрыгнуть через неё, чтобы пройти дальше. Воняло внутри, как из мусорного ведра, выдержанной сыростью и вековой пылью.

Он впереди ступал по голому бетону, дозиметр пищал. И меня пробрало предвкушение неизвестного. Я гадал, много гадал, что же оставил дед в своей Припятской квартире, чтобы потом вспоминать о ней с таким сожалением. Мне казалось, речь идёт о чём-то важном. Для него или для истории. И только сейчас мне пришла в голову мысль, что дед оставил в квартире что-то опасное. Если Слава из-за меня пострадает, я себе не прощу такую беспечность.

Дед отказывался говорить о том дне, несмотря на то, что я находился рядом на протяжении стольких лет. Мне остались лишь записи в дневнике. Странные записи. Дед эвакуировался из Припяти с уверенностью, что вернётся сюда через пару дней. Тогда же все так думали? Почему же он так переживал? Мог ли знать учитель физики что-то важное?

— Ты ищешь конкретное место?

— А? — Я пробирался вслед за Славой, но и в половину не так ловко, как он. Там, где мой гид перепрыгнул деревянную балку, я умудрился едва не порвать джинсы о гвоздь. — Честно, нет, не конкретное, — моргнул я, словно выходя из транса.

— Тогда я искренне не понимаю, что ты собираешься обнаружить. Тайников тут особо не напрячешь, — сказал Слава, толкнув двери в комнату.

Мародёры побывали внутри. В здоровенной комнате, скорее всего, гостиной, устоял двухстворчатый шкаф и распотрошённое кресло. Наверное, ковры и технику отсюда вынесли ещё на заре зоны отчуждения. Осторожно коснувшись обивки кресла, будто она мне чем-то угрожала, я застыл. Нашёл пальцами порезы на ткани и проник в перчатке внутрь. Глубже. Везде пустота.

— Даже здесь они что-то искали, — констатировал я, показывая Славе.