Откровения людоеда

— Да, мой дорогой, я знаю. И мне нравишься ты.На самом деле, ты мне очень сильно нравишься. Ты очень хорошо выглядишь, ты знаешь об этом?

— Я унаследовал внешность своей матери, — ответил я. — Она была чрезвычайно красивой женщиной.

— Осмелюсь сказать, что да. А ты чрезвычайно красивый молодой человек.

— Моя мама была талантливой актрисой. Она была по-настоящему artiste. [86]

Я выпил еще немного шампанского, а затем сказал:

— Что я здесь делаю, Ариадна?

— Я хочу, чтобы ты сделал меня счастливой; я же говорила тебе, что обожаю юность. И — и яхочу сделать счастливым тебя,Орландо. Что по-настоящему осчастливит тебя? Скажи мне.

— По-настоящему осчастливит?

— По-настоящему осчастливит.

— Независимость, — сказал я.

— Независимость?

— Отель Фуллера — это лишь ступенька для меня, просто стоянка на дороге; в конце концов, я хочу иметь свой собственный ресторан, свою собственную кухню, на которой я смогу создавать свои собственные шедевры. Я хочу — я намереваюсь— быть великим шеф-поваром. Одним из величайших, которые когда-либо существовали. Это моя мечта с тех пор, как я начал. Настоящее счастье для меня — это превращать мечту в реальность.

— О, Орландо!

Она наклонилась вперед и поцеловала меня в щеку; это было странное ощущение, словно меня пощекотали полоской теплой, мокрой замши.

— Возможно, мой дорогой, мы можем сделать друг друга счастливыми?

— Возможно, Ариадна.

— Хотя бы на короткое время. Я имела в виду то, что я сказала о твоем соусе бешамель.

— Да, благодарю вас.

— Это была не просто

бесхитростная уловка, знаешь ли. Я на самом деле имела это в виду.

— Но это все равно была уловка?

Она захихикала, и это напомнило мне бессмысленный смех окончательно состарившихся людей.

— Конечно. Всю эту вычурную чепуху о соусах, которые похожи на пианино, я читала в модном кулинарном журнале; это была статья Артуро Трогвилла. Я посмотрела ее специально для какого-нибудь случая. Ты видишь, все было спланировано!Однажды вечером я заметила, как ты пересекал фойе отеля, и твердо решила там и тогда выяснить, кто ты такой, и встретиться с тобой. Ты напоминаешь мне маленького Стэна, когда он был юн.

— Стэна?

— Да. Это было очень безнравственно с моей стороны? Ты сильно сердишься?

— Я очарован, Ариадна.

— Я, знаешь ли, могубыть безнравственной. О, на самом деле могу.

Блуждающая рука теперь теребила молнию на моих штанах, келоидные суставы громко скрипели.

— Ариадна, вы на самом деле не должны…

— Спорю, у тебя великолепный ванька-встанька, — сказала она противным клейким тоном, с удивительной непосредственностью.

— На самом деле, я думаю, что у меня как раз такой. Но это неправильно.

— Такой же, как был у Стэна.

Кто, черт подери, этот Стэн?

— Ариадна, кто этот…

Ей, в конце концов, удалось расстегнуть замок, и ее пальцы прокрались внутрь.

— Видите ли, — сказал я, — такие вещи чреваты для меня серьезными проблемами с управляющими…

— Разве кто-нибудь узнает?

— Обслуживающему персоналу строго запрещено…

— Ох, Орландо, я живу слишком долго, чтобы мне что-то запрещать!

— И, тем не менее, Ариадна…

Она снова захихикала.

— Кроме того, я не должен воспользоваться вашим предложением, — сказал я.

— Почему же нет? В любом случае, я единственная, кто может воспользоваться тобой.Дорогой, разве ты не видишь, что я пытаюсь совратитьтебя?

Я чувствовал, как мои хлопковые подштанники подцепил один из ее рифленых ногтей.

— Ты не хочешь помочь мне осуществить твою мечту? — спросила она.

— Конечно, хочу, но все это такну, — так неожиданно…

— Тебе не кажется, что перспектива совращения достаточно захватывающая?

Конечно же, я считал перспективу получения даже доли ее богатства весьма захватывающей, так что вопреки своему отвращению, я был осторожен со словами.

— Это глупый вопрос, — сказал я.

— Конечно, глупый. Молодость не может, но уступает сладости соблазна…

Немного поразмыслив над этим гротескным происшествием, я был крайне поражен высокой степенью сноровки в искусстве корысти, которую я, казалось, приобрел столь непринужденно и быстро; однажды блеснувшее оптимистическое обещание моего продвижения, которое предлагали финансовые средства этой зловонной старой ведьмы, — и я напряг все силы, чтобы уцепиться за это. Мне, во всяком случае, не было стыдно так поступать, ведь разве не клялся я, что применю все свое физическое очарование ради хорошего дела? Очарование мое было, в конце концов, получено в наследство от самой дорогой из матерей — моей королевы Хайгейта, — и получение прибыли с его помощью, несомненно, возвеличило бы ее память. Единственная моя проблема заключалась в том, как выжать столько, сколько смогу, из миссис Батли-Баттерс за минимальную отдачу, так как даже у моего ваньки-встаньки есть гордость, и я бы предпочел не инвагинировать его; все же — когда я обдумывал, что она может сделать для меня — это был случай пребывания в состоянии utrumque paratus. [87]