Откровения секретного агента

Эта история педагогического воспитания подлила масла в наше веселье. Мы хохотали, но я не забывал о своих подозрениях и снова засек их необычные взгляды, а Татьяна даже не удержалась, взяла Лешку за руку. Вдруг я вспомнил, что мне пора ехать в контору. Шутов сказал, что он не спешит и, если я не возражаю, посидит с Татьяной. Конечно, я не возражал! Быстро переоделся, помахал им рукой и выскочил на улицу. Августа стояла за калиткой, видимо, она слышала, что я собрался уходить, и поджидала меня.

— Слепец! — прошипела с презрением, повернулась и вошла во двор. Почему-то она не вызвала у меня никаких чувств, желания так плотно дремали во мне, что Августа своим видом их не разбудила. А вот слово «слепец» хлестнуло меня сильнее кнута: уж я-то знал, что оно означало, сорвавшись именно с ее уст. Августа была здесь моими ушами и глазами — и еще какими! — пока я обучался в Москве различным шпионским искусствам. И, видно, имела точную информацию о моей жене и страстно желала донести ее до моих ушей, показать мне, какая же она сучка. Я не сомневался, что Августа все знала наверняка об их отношениях и с ревнивым наслаждением и ненавистью к Татьяне все мне доложит.

Пока шел к автобусной остановке, закипал злостью и накручивал себя. Вот уж действительно так, как говорил своей жене мудрый еврей: «Если я пересплю с женщиной, то это мы сделали с тобой, а если ты с чужим мужчиной — то это факают нас с тобой. Большая разница!»

Завтра мы переезжаем на свою квартиру, там не будет Августы, и Лешке с Татьяной будет раздолье, когда я буду уходить в ночную смену. Неприятная это штука — знать, что твоя жена тебе изменяет, и быть в этом уверенным, даже если и не поймал их с поличным. Я не мог еще уяснить, что меня тревожит, помимо злости на Татьяну. И уже когда ехал в автобусе, вдруг ясно понял, что Шутов превратился в реальную угрозу моей будущей карьере разведчика. Если у них зайдет слишком далеко, Татьяна может отказаться ехать со мной за кордон. Именно это меня тревожило, а вовсе не ревность, потому что я честно себе признавался — Татьяну я не люблю. Она мне нужна, как она сама выразилась, чтобы советский разведчик не бегал по бардакам. Женщина для разведчика, помимо этого, представляет и ту опасность, что в постели мужчина может раскрыться больше, чем следует, и поставить свою миссию под угрозу провала. Я вспомнил Киру, мы с ней в постели были настолько откровенны, что я знал о ней все, наверно все, и сам рассказал ей о своих планах на будущее. Но она — сотрудник КГБ, и до того, как стала женой Григория Андреевича, крупного партийного бонзы, внедрялась к иностранцам. Что это была за работа, я и так догадался: ее подкладывали под иностранцев и делали компрометирующие снимки, очевидно, в постели. Я вспомнил, Кира как-то сказала, что Григорий Андреевич изъял из архива и картотеки КГБ все, что касалось ее, и она теперь «чиста».

Перед конторой мне повстречался Игорь Ильин. Он шел как сомнамбула, бледный и отрешенный. Я подумал, что он заболел.

— Дружище, что с тобой? — воскликнул я сочувственно. — Ты болен? Давай я отвезу тебя домой, у меня еще почти час времени.

Он взглянул на меня с тоской в глазах и покачал отрицательно головой.

— Я здоров, но лучше сдохнуть!

Э-э-э! В таком состоянии его отпускать нельзя, что-то, видно, стряслось. Я взял его под руку и повернул с ним к троллейбусной остановке.

— Ты можешь мне рассказать? Тогда расскажи! Ты знаешь, я не воспользуюсь твоей информацией. Мне совсем ни к чему на тебя доносить. Пусть будет хоть десять инструкций, я не буду стукачом среди своих.

Он немного поколебался, снова поглядел на меня своими тревожными глазами и, махнув рукой, сказал:

— Мою квартиру ограбили! Там были два пистолета: «вальтер» и «бульдог». Я взял их на обыске у японца на Сахалине пять лет назад и скрыл. Пожалел детишек этого японца. Его бы расстреляли, тогда было модно козлами отпущения делать корейцев, а японцев — тем более. Честно говоря, никаким он шпионажем не занимался, его поймали на берегу моря, собирал морскую капусту в зоне нашего боевого аэродрома в Корсакове.

— И что ты хотел сейчас? Подписать себе приговор? Знаешь, что после этого начнется?

— Знаю! Будет большой шум. Аркадия подведу, с него первого шкуру спустят.

— Ты думал, только на Сахалине идет охота за козлами отпущения? Правильно, Аркадий будет одним из первых. Кто тебя тянет за язык? Были пистолеты, а теперь их нет. И заткнись!

— Но если они станут стрелять: там же полные обоймы. Поймают стрелка и тогда выйдут на меня.

— Игорь, ты почти двадцать лет на оперативной работе, а психологию преступного мира не знаешь. Пойди к ребятам в уголовку и спроси: хоть один, пойманный с оружием, признался, где он его взял?

— Ты прав, зачем им признавать еще и кражу в моей квартире?

Игорь заметно повеселел и уже не глядел на меня затравленными глазами.

— Да, ты прав по всем статьям. Тот, кто ограбил мою квартиру, с оружием не балуется. Значит, он его продаст кому-то, а тот еще дальше. Цепочка где-нибудь разорвется.

— А как с японцем? Его посадили?