Открытый брак

— Это очень мило.

По-доброму усмехаюсь. Понимаю, что мне не хочется ни подкалывать, ни язвить. Только купаться во внимании, которое сладкой патокой распространяется по организму. Сколько продлится этот эффект — не знаю. Как показывает практика, в этом мире нет ничего постоянного и стабильного.

— Почему ты не любишь детей? — задаю давно интересующий меня вопрос.

Сказать, что вижу удивление — не могу, но Саша явно выглядит озадаченным. То ли он не намерен отвечать, то ли не собирался озвучивать правду вообще никому.

— Проблем нет. Я в курсе, что у тебя есть девятилетняя дочь Марина.

— Я в курсе, что ты в курсе. Вопрос в другом.

Журавлёв постукивает пальцами по коже. То давит, то гладит.

— Не то чтобы не люблю — себе не хочу.

— Это из-за отца?

Находим зрительный контакт и неотрывно друг на друга смотрим. Тема действительно деликатная и, должно быть, не такая увлекательная, как хотелось бы Саше, но мне — да.

— Думаешь, боюсь, что воспитаю такого же урода, каким воспитал он меня?

Карие глаза сужаются, уголок губ дёргается. Мне почему-то не смешно.

— Нет. Вы абсолютно разные.

— Правда? Ты знаешь, чем я занимаюсь?

Потянувшись к пульту, наобум включаю первый попавшийся канал, чтобы было куда отвлечься, когда станет невыносимо.

— Примерно, — жму плечами. — Проверяешь и контролируешь госзакупки.

— Это в идеале. По факту — закрываю глаза, когда нужно. В этом мы как раз таки очень похожи.

Я опять пью, чувствуя, как по венам несется алкоголь и ударяет в голову. Добавки поблизости нет — бутылка шампанского осталась на кухне. Это, видимо, потому, что Журавлёв предпочёл бы, чтобы я была при трезвой памяти.

— Что делал твой отец? С тобой?

Я кручу бокал в руках. Красивый — с эффектом цветного зеркала. Сердце в этот момент гулко-гулко колотится.

— Прости, запамятовал — я на сеансе у психолога, или мы просто с тобой выпиваем?

— Просто выпиваем. Только мне интересно.

Не о супругах же нам разговаривать? Какой смысл?

Саша шумно выдыхает и проводит пятерней по отросшим волосам.

— Ломал. Пиздил по поводу и без. По черепу, почкам, копчику и солнечному сплетению. Так, чтобы не оставалось следов. Я сопротивлялся, но до поры до времени. В один прекрасный момент сильно проебался и остался должен отцу. У него был на меня компромат.

Журавлёв рассказывает спокойно и размеренно. Каждое слово выверено, а меня трясет. Не потому, что трушу, а потому что жаль.

— Теперь что? Отрабатываешь за тот проеб?

Язык развязывается. Я почти готова к честным ответам. Жаль, не от мужа. Там будет больно, а тут — в пределах допустимого.

— Теперь компромат есть и у меня на него.

— Воспользуйся.

Саша кривовато улыбается, а я почему-то верю, что вижу монстров насквозь. От Журавлёва старшего прямо-таки шарахнуло. От младшего — нет. Он вызывает разные эмоции, но точно не негативные.

Вскинув руку, Саша тянется к моей скуле. Я затихаю и отстраняюсь.

— Пока что не было желания и стимула стать лучше, чем я есть.

Звук телевизора ощущается белым шумом. В горле сохнет. Я пью, пью. Жадно и много. До самого донышка.

— Будь лучше для самого себя, Саш.

Высвободив ноги, встаю с дивана. В голове хаос, мысли путаются.

Направившись за добавкой шампанского, подхожу к столешнице. Наполняю бокал почти с верхом. Проливаю несколько капель на глянцевую поверхность и тянусь за салфетками, стараясь не реагировать на шаги за спиной, но не удерживаюсь от мелкой дрожи.

Горячие ладони ныряют под футболку и едут по голому животу. Я волнами ловлю жажду и чувствую отчётливую пульсацию в промежности. Тоже, должно быть, соскучилась.

Саша прижимается теснее, впечатывая меня бёдрами в стол. Гладит настойчивее. Удерживая, давит где-то под рёбрами.

Я привстаю на носочки, когда Журавлёв убирает мои волосы на одну сторону. Добровольно подставляю шею, зажмуриваюсь.

Ощущаю, как касается, скользит и лижет. Пробегается по ключицам и плечу, затем возвращается обратно и по новой продолжает чертить языком невидимые узоры на моем теле.

Из груди рвётся стон. Перед глазами темнеет. Пульс срывается и начинает стучать во много раз чаще.

Я делаю вдох-выдох. Задыхаюсь от эмоций, когда в поясницу упирается эрекция.

Повернув голову, мажу губами по щеке и скуле. Плавлюсь под натиском рук. Не верю, что всё происходит по-настоящему. Он и я. В пустой квартире. На эмоциях…

Саша беззастенчиво едет от живота и выше, задевая острые вершины сосков.

— У нас с Наилем есть правило, — произношу сиплым голосом. — За спиной друг друга нельзя — это измена и предательство.

Понимаю, что Журавлёву похуй на наши правила. У него они свои. Не совсем правильные и честные, но жутко искренние. А я не могу не думать о том, что можно прямо сейчас отсечь все лишние страдания одним махом. Главное, не трусить и сделать гребаный выбор.

— У вас за спиной уже столько всего…

Саша хмыкает, тряхнув головой. Что именно, не озвучивает, но я и сама знаю.

В кровь впрыскиваются и жажда, и горечь. Я почти не протестую, когда сильные руки отрывают меня от пола, разворачивают лицом к лицу и усаживают на кухонную столешницу.

Бокал с шампанским отъезжает в сторону. Снова расплескивается.