- Я так считаю с самого начала. Теоретически, никто не должен был бы вас преследовать. Но, как я уже говорил, вы ошиблись временем.
- Теперь это уже не имеет значения. Вы уходите?
- А вы?
- Вы из тех людей, которым можно доверять. Когда Женевьев поправится, думаю, для нее будет лучше обо всем забыть.
- Я тоже так считаю, - согласился Бло.
- И ее брат был бы доволен, если бы мог это видеть.
Бло не ответил. Он открыл для себя новую грань личности Ла Роки, которую тот тщательно скрывал.
- Так что, - продолжал Ла Скумун, - если бы вам удалось рассказать ей обо мне как можно больше всяких гадостей и она им поверила, это пошло бы на пользу всем.
Бло промолчал.
- Вот… - произнес Ла Скумун. - Вы можете это сделать?
Бло прочистил горло.
- Могу.
Ла Скумун махнул ему на прощание рукой и медленно пошел прочь.
- Подождите! - окликнул его Бло.
Ла Скумун остановился.
- Она спит и не увидит вас.
Бледный Ла Скумун вернулся назад и прижался лбом к стеклянной двери палаты.
Он провел пальцами по стеклу - его рука дрожала.
Бло отвернулся и не шевельнулся даже тогда, когда услышал, как шаги Л а Скумуна затихают в коридоре.
Наконец он резко повернулся на каблуках и вошел в палату Женевьев.
Глава 14
Ла Скумун провел ночь в кабаре, за все это время не произнеся ни слова.
В шесть часов утра, после того, как ушел последний клиент, он отправил домой персонал и обратился к Тельме, которая бродила по залу как неприкаянная:
- Иди спать. Ты еще молода.
Она не поняла его, но ушла.
Затем он обратился к Фанфану:
- Ты всегда хотел иметь чтонибудь свое. Так вот…
Он протянул другу запечатанный конверт и заставил взять его.
- Все по правилам. Половина тебе, половина Женевьев. Продашь кабак Бенда и поделишь с ней деньги.
- Ты не в себе… - пробормотал Фанфан.
Ла Скумун посмотрел по сторонам, надел пальто, поднял воротник, затем обнял Фанфана за плечи и поцеловал.
- Постарайся забыть все это, - попросил он.
- А как же Женевьев? Ты о ней подумал?
- С Женевьев тоже все улажено.
- Зачем ты это делаешь? - спросил Фанфан, удерживая его за рукав.
- В жизни появилось много такого, чего я не понимаю. Как и ту чудовищную ошибку, которую никогда не смогу исправить.
- Но безупречных людей не существует, Роберто! - почти выкрикнул Фанфан. - Их просто нет!
- Надеюсь, Женевьев постарается прожить жизнь безупречно, - ответил Ла Скумун, высвобождаясь.
- Роберто!… Роберто!… - снова позвал Фанфан.
Сунув руки в карманы, Ла Скумун медленно пошел по улице Пигаль к одноименной площади.
Он не знал, куда идет, но инстинктивно, знакомыми улочками, направлялся к Монмартру. То, что там жил Фабр, было простым совпадением.
Маленькое кафе у подножия лестницы было открыто. Из него доносилась приглушенная мелодия шарманки.
Он открыл дверь, и старик улыбнулся ему. Ла Скумун сунул ему несколько купюр, и шарманка заиграла одну из мелодий Мигли. Ту, которую он играл под стенами централа…
Ла Скумун вышел, оставив дверь открытой. Огни кафе освещали улочку и все предметы, на которые падал их свет, отбрасывали густые черные тени.
Он поднялся по ступенькам терявшейся в ночной темноте лестницы. Звуки шарманки следовали за ним, словно он вел их за собой.
Ла Скумун продолжал подниматься. Он не спешил. Старичок, видимо, вышел на улицу, потому что музыка не затихала. Ла Скумуну даже показалось, что она усиливается, ему казалось, что теперь шарманки играют уже во всех домах.
Он спросил себя, что стало с Мигли и что станет с ним самим. И можно ли жить без любви.
Снизу его уже не было видно.
Ла Скумун растворился в старом Монмартре.
Жозе Джованни
Глава 1
Опираясь на руки, они приподнялись и, осторожно выглянув изза низкого барьерчика плоской крыши, всмотрелись в темноту. Ночь была лунной. В четырех метрах ниже светлела полоска гребня внешней стены.
Послышался звук приближающихся шагов. Три головы исчезли за барьерчиком, щеки выглядывавших вновь прижались к цементному покрытию крыши.
В десяти метрах под ними, у подножия кольцевой стены, охранники возились с закрепленным на ней контрольным устройством, предназначенным для регистрации прохождения патруля. Вскоре они ушли.
Бернар вскочил на ноги. Вокруг его пояса была обмотана сплетенная из разорванных одеял веревка.
- Быстрей, - шепнул он. - Времени в обрез…
Нужно было спрыгнуть с крыши так, чтобы можно было ухватиться руками за гребень наружной стены. Прыгать прямо на сужающуюся кверху полоску бетона было нельзя, так как ноги непременно соскользнули бы с нее, а приземление в положении «верхом» могло закончиться лишь потерей сознания от боли.
От края крыши до вершины внешней стены в высоту было полных четыре метра. Высота самой стены составляла еще шесть метров. Таким образом тот, кто окажется неловким и не сможет, уцепившись за гребень ограды, устроить себе привал, должен будет пролететь целых десять метров, что давало ему мало шансов после этого подняться на ноги.