Отныне и в Вечность

– Как это?! – истошно завопил он, опомнившись. – Эли, милая, оглядитесь вокруг! Чуть ли не поголовно все темняне, даже прошедшие рядом с Люксом путь от полюсов до Вупперталя и потому прекрасно его знающие, не сомневаются в его божественности. Что ж тогда взять с тех, кто его в глаза не видел, и питается исключительно легендами о его подвигах и слухами? Убедить темнян, что Люкс человек, а не бог, не удастся ни одной живой душе, даже ему самому. А что из этого следует?

Брандис выжидающе уставился на "милую Эли". "Милая Эли", в свою очередь, пялилась на сэра малинового капитана с предельным недоумением.

– Так и что?

– Люкс должен оставаться на Темной, вот что. Только его присутствие может удержать темнян от междоусобицы. Вы забываете, что наследница франконского трона носит в своем чреве его дитя. Дитя бога. Это бомба! Ни сама Манон, ни ее ребенок не могут принадлежать какой-то одной стране. Необходимо связать кровным родством все правящие династии континента… а есть еще Бразил, есть Чина. Кроме Вас некому убедить Люкса. Но этот узел развязать сможет только он.

Все, что малиновый пакостник вывалил на ее голову, было, конечно, похоже на правду, но на ее собственных планах ставило большой жирный крест. Окончательно… поскольку фундамент под этот крест был заложен в ее сознание еще получасом ранее.

За несколько минут до появления Брандиса она с большим трудом выпроводила из кабинетс-рума назад на поверхность невесть какими путями прорвавшуюся под землю местную темнянскую крошку – принцессу. Впрочем, что-то подсказывало ей, что и тут без сэра малинового капитана не обошлось. Очень даже может быть, что он заметил ее, Лизы… скажем так, повышенный интерес к Люксу. И по своему, по Брандисовски, подстраховался.

Принцесса была совсем еще молоденькая девушка, которая – кровь из носа! – настаивала на немедленной встрече с Люксом, причем непременно тет-а-тет. До встречи с принцессой Лиза полагала, что, скорее всего, на долю Дюбеля в ее жизни остались лишь приятные, чуть подернутые ностальгией воспоминания, но вот теперь она уже ни в чем не была уверена.

Принцесса, ее звали Нора, несмотря на крайнюю молодость, оказалась особой решительной, целеустремленной до полной упертости, да еще… и вот это, пожалуй, было уже самое важное… влюблена она была в Люкса по уши, насмерть, до полной потери пульса. Фигурка у девочки была точеная, личико прелестное и умненькое, а уж какие у нее были глазищи, какие ресницы! Да, если быть честной, а Лиза никогда не врала себе – так она сама полагала, по крайней мере – так вот, для тесного и обстоятельного общения с Люксом она, Лиза, имела год, ну, максимум два года. Что при таком раскладе делать с Дюбелем и как тут быть вообще, по излюбленному выражению сестрицы Эни, "тонуло во мраке неизвестности".

Люксу придется чуть ли не безвылазно сидеть на Темной, – говорила она себе. – Не знаю, не знаю… Нора будет постоянно торчать у него перед глазами. И ни одного шанса устоять под напором этой экзотической красотки с ее любовью и энергией, не было бы, как она считала, и у много более опытного мужика, чем эта наивная краснеющая прелесть. Да и всерьез вставать девочке поперек дороги было бы как-то … Ладно. Там видно будет. Похоже, именно Дюбель, все-таки, проецируется в ее будущее. Люкс же может в нем проходить лишь по ведомству – увы, увы! – мимолетного каприза, знать о котором Дюбелю противопоказано. Чего человек не знает, от того и не страдает. Правда, Дюбель чуткий, з-зараза, про-ти-во-ес-тест-вен-но. Ну, посмотрим.

Брандис, между тем, по-прежнему находился в состоянии отчетливого раздрая. Мялся. Вздыхал. Пожимал плечами и даже бормотал себе под нос что-то смыслонеразличимое. И виною тому был идиот Фетмен, сидевший у себя наверху дурак-дураком и никаких шагов для собственного спасения не предпринимавший. Время для перехода на сторону Верховного Санатора было им безнадежно упущено, надеяться можно было лишь на снисходительность азерцев, а от одной мысли спуститься к ним под землю чертов толстяк терял всяческую способность рассуждать здраво. Брандис ругался, Брандис плевался, но ничего не мог с собою поделать. Жалко ему было дурака, и все тут.

Каким бы прагматиком ты себя ни считал, – думал Брандис, с трудом продираясь через рогатки собственной злости, – но тесное общение с этими самыми азерцами ни для кого не проходит даром. Казалось бы, какое ему, Брандису, дело до этого жирного дурака? Но как же быть, если он не понимает не только намеков, но даже и прямых вполне себе конкретных советов? Пропадет ведь, кретин, ни за сантим! Ну, чувствовал он, Брандис, за этого придурочного идиота какую-то иррациональную ответственность, и все тут!