Отныне и вовек

— Я? Да я ее обожаю! От нее сдохнуть можно. Если бы не она, я бы тут с тоски на стенку полезла, а так хоть есть над чем посмеяться. Эти ее манеры! Аристократка вшивая!

— А как получилось, что она держит бордель?

— Обычная история. Начинала сама проституткой, потом выбилась в бандерши.

— Для бандерши у нее слишком шикарная фигура.

— Зря облизываешься. — Морин засмеялась. — С тем же успехом можешь подкатиться к английской королеве. Слушай, малютка, а ты похож на артиста. Старк говорит, ты трубач. Артисты, они чего хочешь вообразить могут. Вот вообрази, что ты работаешь в борделе, где хозяйка — твоя родная мать. Можешь такое вообразить?

— Нет, не могу.

— Тогда ты меня поймешь. Я ж говорю, если б не наша стерва, я б с тоски околела. — Морин зевнула ему в лицо и потянулась, разведя в стороны худые руки. — Так. Продолжим знакомство. Это Сандра, — она показала пальцем. Когда Пруит вошел в гостиную, эта высокая брюнетка сидела с двумя матросами. Сейчас она по-прежнему была с ними. Сморщив вздернутый носик, Сандра весело смеялась и каждый раз, когда заходилась хохотом, а это случалось довольно часто, встряхивала гривой длинных блестящих волос.

— Очень гордится своими патлами, — с привычным и потому почти равнодушным ехидством заметила Морин. — А еще она у нас образованная. Говорит, колледж кончила. Роман пишет. Что-то вроде «Моя жизнь в борделе».

— Серьезно? — Пруит улыбнулся.

— Вполне. А вон там, — она показала на трех толстух, жующих резинку, — это Пеструха, Звездочка и Рыжуха.

Пруит громко расхохотался:

— С тобой не соскучишься.

Морин пристально посмотрела на него смеющимися глазами.

— Если они пообещают бросить жевать, я с получки куплю им шахматы. Во второй гостиной у нас еще пять-шесть девочек. Если хочешь, познакомлю. Только, думаю, они там уже заснули.

— Не надо их будить.

— Как вы любезны, дорогой. Это так мило с вашей стороны. Право, я благодарна.

— Ну что вы.

— Ладно, хватит, — решительно сказала она. — Тебе кто-нибудь понравился или нет? Я не собираюсь сидеть с тобой всю ночь.

— Мне все понравились. Особенно Пеструха, Звездочка и Рыжуха, — сказал он, повернувшись и снова глядя через комнату на Лорен.

— Принцесса-то смазливенькая, а?

— Ничего.

— Другими словами, сойдет, — сказала Морин. — На крайний случай. С большой голодухи.

— Вот именно.

Морин резко поднялась и разгладила на себе платье.

— Увы, дорогой, я вынуждена вас покинуть. — Она жеманно сложила губы бантиком. — Я вижу, мои услуги вам не понадобятся. Насколько я понимаю, мне недостает девственной чистоты. А мужчины, как известно, ценят это в шлюхах больше всего.

— Похоже, ее здесь не любят, — заметил Пруит. — Почему?

— Считай, что из профессиональной зависти. Как это назвать точнее, не знаю. Ну ладно. Мне, право же, безумно досадно, но, умоляю, позвольте вас покинуть. С вами так приятно беседовать, но у меня еще масса дел. Минерва, я слышу, открывает кому-то дверь, а, как говорит мамочка Кипфер, сначала дело, а лишь потом удовольствие.

— В таком случае не смею вас более задерживать. — Пруит улыбнулся. Довольно равнодушно, потому что все это уже перестало его забавлять, но улыбка была искренней, девушка нравилась ему, и он не собирался ее обижать, просто хотел от нее избавиться.

Она ослепительно улыбнулась ему в ответ понимающей улыбкой и, покачивая костлявыми бедрами, направилась через гостиную к двери. На своих шпильках она шла, точно мальчишка на ходулях: спина сгорблена, высоко поднятые плечи неуверенно и резко выдвигаются вперед, то правое, то левое. И, глядя на нее, он ощутил глубокую, великую грусть неизбежности, сродни той, что звучит в «вечерней зоре». Но когда он перевел взгляд на сидевшую в спокойном ожидании Лорен, сквозь эту грусть пробилось другое чувство; более настойчивое и более понятное, оно вновь подступило к горлу плотным комком, и сердце билось так, что его толчки отдавались даже в глазах, — теперь ничто его не удерживало, и он мог вернуться к ней.

Он уже поднялся с кресла, когда в прихожей, за коридором, где таяли, удаляясь, голова и плечи Морин, глухо бухнула входная дверь, лязгнул засов, и почти тотчас ликующе зазвенел голос с сочным бруклинским акцентом — голос рядового Анджело Маджио.

— Вот это встреча! — раскатился его высокий тонкий необычного тембра дискант. — Кого я вижу! Это же мой старый друг, соотечественник, товарищ по оружию и начальник столовой сержант Старк! Ну и дела! Зуб даю, ты не ждал, что я сегодня тоже сюда закачусь. Признавайся! — с торжеством укорял голос. — А где мой кореш Пруит?

— Откуда ты раздобыл деньги? — спросил голос Старка.

— А, ерунда, — чувствовалось, что Маджио ухмыляется. — Проще простого. Ради друга человек пойдет на все.