Отныне и вовек

Но зрителям, сидевшим в большой восьмиугольной яме, выложенной рубчатыми, шероховатыми плитами бетона, было не важно, кто выходит на ринг и кто победит. Важен был только пьянящий, будоражащий восторг от предвкушения схватки, потому что он приближал тебя к далекому дому, к городкам, где насупленные футболисты-старшеклассники плюют на наставления тренеров, терзаемых видениями в духе фильмов о Кнуте Рокни[21] и страхом потерять работу, и отчаянно, со всепокоряющей глупостью молодости кидаются в бой, как будто от исхода матча зависит судьба планеты; и они еще настолько юны, что плачут из-за поражения, из-за иллюзии, которую никогда не разделяют с ними тренеры и которую они сами очень скоро теряют, как веру в Санта-Клауса, потому что начинают узнавать жизнь и понимать, что преданность команде — легко перепродаваемый товар. Именно эту иллюзию с любовью и теплом вспоминали люди в бетонной чаше спортзала, стремясь вернуть себе былую душевную чистоту.

Полк переживал поражение отнюдь не так болезненно, как казалось Динамиту, и, уж конечно, далеко не так болезненно, как сам Динамит. Преданность солдат той или иной команде менялась слишком часто, и огорчение длилось ровно столько, сколько уходило на дорогу из спортзала до казармы, где ребята тотчас запирались в уборной и начинали резаться в кости по маленькой. Яркая слава боксерской команды померкла почти мгновенно. День получки был куда ближе, чем следующий спортивный сезон, а тут еще кто-то пустил слух, что в добрую половину борделей между Ривер-стрит и Нууана-авеню завезли из Штатов новых девочек.

Но если честь полка не волновала никого, кроме Динамита, то лично он готов был лечь за нее костьми. После разговора с подполковником Делбертом, выклянчив отсрочку смертного приговора, Динамит собрал все свои тренерские разработки и принялся продумывать тактику на будущий год, призванный обеспечить его боксерам небывалый триумф и вернуть «Золотой ринг» законным хозяевам. «Он будет наш во что бы то ни стало», — заявил Динамит и еще до закрытия чемпионата начал вычерчивать схемы боев и собирать бойцов под свои знамена.

Милт Тербер стоял у входа в коридор, когда Хомс обрушил на него новость о переводе в роту повара Старка из форта Камехамеха. В тот день шел сильный дождь, и с порога коридора Терберу было видно, как командир роты, подняв воротник пальто, размашисто шагает по грязи через двор сквозь серебристую завесу воды. Сшитое на заказ пальто с поясом тяжело, но тем не менее элегантно, хлопало намокшими полами по сапогам капитана. Как ни стыдно в этом признаться, но в душе Цербера не всколыхнулась волна привычного радостного обожания. Что-то в шагающей фигуре наводило на мысль, что капитан идет сюда не просто проверить, все ли в порядке, и сердце Цербера заныло от зловещего предчувствия.

— Кавалерия вшивая! — ухмыляясь, с вызовом сказал он вслух, но не настолько громко, чтобы Хомс услышал, и, повернувшись спиной к приближающемуся капитану, вошел в канцелярию, дабы доказать себе, что он человек независимый.

— Это нужно оформить сейчас же, — сказал Хомс, входя в канцелярию и вынимая из кармана мокрого пальто какие-то бумаги. — А где Маззиоли?

— В штабе, в кадрах, — без всякого воодушевления ответил Тербер. — Главный сержант О’Бэннон утром вызвал к себе всех писарей.

— Тогда придется заняться вам. — И Хомс протянул ему бумаги. — Тут должна стоять виза начальства, как вам известно, и я хочу, чтобы была составлена хорошая

характеристика. Старк служил у меня в Блиссе, я уже говорил насчет него с подполковником Делбертом. Подполковник написал в управление штаба, чтобы все прошло через положенные инстанции. — Хомс снял свою кавалерийскую шляпу и энергично взмахнул ею, стряхивая воду на пол. — Ну и дождь, черт возьми, — сказал он. — Старк отличный солдат. Я всегда стараюсь помочь моим бывшим ребятам.

— Так точно, сэр, — буркнул Тербер, продолжая изучать бумаги.

— Я хочу все это отправить сегодня же, — жизнерадостно заявил Хомс. — Я подожду и сам отправлю. Мне все равно нужно с вами еще кое о чем поговорить. У нас сейчас есть одна свободная ставка РПК, так ведь?

— Так точно, сэр, — ответил Тербер, не отрываясь от бумаг.

— Вы слушаете меня?

— Так точно, сэр. — Тербер поднял бумаги над столом, словно показывая их Хомсу. — У нас по штату все поварские единицы заняты. — Он старался говорить небрежно. — Чтобы взять этого парня, вам придется выгнать кого-то из поваров. Вы уже говорили с Примом? Насколько я знаю, он на своих нынешних поваров не жалуется.

Все-таки получилось не достаточно небрежно, потому что лицо Хомса тут же потеряло благодушную округлость и превратилось в суровую комбинацию углов и прямых линий.

— Не думаю, что сержант Прим будет возражать против моего решения.

— Конечно, не будет, если дадите ему бутылку лимонной эссенции.

— Что? — переспросил Хомс.

— Я говорю, конечно, не будет возражать, если дорожит своим местом.

Хомс уставился на него в изумлении.

— Прим и Старк вместе работали на кухне в Блиссе. Пока что, кстати, я сам принимаю решения и обойдусь без подсказок.