Отныне и вовек

– Ладно, старшой, – уныло сказал Маззиоли. От его самоуверенности не осталось и следа. – Сейчас все сделаю. Дай мне журнал.

Маззиоли протянул руку и взялся за журнал, но Тербер не разжал пальцы. Он стоял, выпрямившись во весь рост, высокий, чуть сутуловатый, и с отвращением смотрел на писаря из-под зловеще взметнувшихся бровей.

Маззиоли поглядел на него снизу вверх.

– Ну ладно, – виновато проблеял он и отпустил журнал. – Тогда я сначала заполню карточки. Я быстро. – И чтобы не видеть полные молчаливого сарказма глаза Тербера, раскрыл свои папки.

Тербер швырнул журнал ему на стол.

– Я все вписал, – брезгливо, но уже не повышая голоса, сказал он. – Все давно сделано.

Маззиоли оторвался от картотеки и бросил на Тербера восхищенный взгляд.

– Спасибо, старшой.

– Пошел ты к черту! – снова разъярившись, крикнул Тербер. – Не возьмешься за ум, быстро вылетишь у меня рядовым на строевую. А маменькиным сынкам вроде тебя на строевой каюк! В колледжах учатся, ха! Вот они, плоды американской системы образования – типичный случай!

Маззиоли не принял угрозу всерьез, однако напустил на себя грустный вид. На всякий случай. Но Тербер видел его насквозь.

– Думаешь, я шучу? – взорвался он. – Будешь и дальше валять дурака – увидишь! Отправлю на кухню посуду мыть. Старшина здесь я, а не ты, и свободное время полагается не тебе, а мне, понял? А когда на двоих свободного времени не хватает, то работать должен ты! Чтоб я тебя не видел с этими штабными писаришками! Тоже мне великие философы собрались. Дождешься, будешь у меня здесь полы мыть!.. Сегодня о чем трепались? – после паузы спросил он.

– О Ван Гоге. Это такой художник.

– Да? Интересно. Художник, говоришь? А ты хоть читал «Жажду жизни»?

– Читал, – удивленно сказал Маззиоли. – А ты?

– Нет. Я ничего не читаю.

– Советую прочесть, старшой. Хорошая книга.

– А «Луну и грош» читал? – спросил Тербер.

– Конечно. – Маззиоли не мог скрыть изумления. – Ты тоже читал?

– Нет. Я ничего не читаю.

Маззиоли повернулся и внимательно посмотрел на него:

– Да ладно тебе. Ты что, разыгрываешь меня?

– Кто, я? Не обольщайся, детка.

– Ты же читал, я знаю. – Маззиоли положил карточки назад в картотеку и закурил. – Понимаешь, у меня насчет Гогена своя теория…

– Иди ты со своими теориями! Наведи порядок в картотеке. Мне нужно уйти по делам.

– Сейчас. – Маззиоли обиженно поднялся из-за стола и снова принялся перебирать карточки.

Увидев его обиженное лицо, Тербер рассмеялся.

– Стало быть, Грант подцепил триппер, да? – миролюбиво сказал он.

– Я ему говорил, лучше уж ходить в бордель, – поморщился Маззиоли. Он был еще обижен. – Или хотя бы заглянул сначала в аптеку.

Тербер пренебрежительно фыркнул.

– Ты, мальчик, небось и ноги моешь в носках?

– Старо, – холодно сказал писарь.

Тербер снова фыркнул.

– И где же Гранту так повезло?

– В «Люксе», – брезгливо ответил Маззиоли.

– И поделом дураку. Надо было головой думать – там проходной двор. А теперь выйдет из госпиталя вшивым рядовым. Повеселился – пусть расплачивается.

Тербер встал и так треснул по столу кулаком, что Маззиоли от неожиданности подскочил.

– Пусть это будет тебе уроком, капрал, – рявкнул Тербер, – если не хочешь распрощаться со своими драгоценными нашивками.

– Ты это кому? Мне? – обалдело спросил Маззиоли.

– Да, тебе. Обслуживай себя сам в резиновых перчатках и вообще обходись без женщин, как рекомендуют в лекциях по половой гигиене.

– Послушай, ты это уж… – возмущенно начал Маззиоли.

– Это ты послушай, – перебил его Тербер. – Мне надо уйти по одному весьма важному делу, ясно? Вернусь, наверно, не раньше четырех. Пока не вернусь, будешь сидеть здесь, в канцелярии, ясно? И чтоб не смел выходить даже в сортир, понял? Узнаю – завтра же загремишь в рядовые.

– Да ну тебя, старшой, честное слово, – запротестовал Маззиоли. – Я должен сегодня кой-куда зайти.

– Я ухожу по делу сугубо официального характера. – Тербер мысленно усмехнулся. – Ты все утро трепался об искусстве. У тебя работа – не бей лежачего, а не нравится, катись к черту хоть завтра. Сколько раз ты за утро ходил пить кофе?

– Я у Цоя всего один раз был, – защищался Маззиоли.

– Запомни: шестнадцать ноль-ноль. И когда я вернусь, советую тебе быть на месте. Тут вот лежат письма, их надо перепечатать, и расписание на следующую неделю – тоже. Я уж не говорю про картотеку, ты ее давно запустил. Чтоб все доделал!

– Есть, старшой, – подавленно отозвался Маззиоли, глядя, как Тербер втискивается в свой плащ, и взял со стола кипу бумаг. Полы плаща черными крыльями мелькнули за дверью, и вместе с ним исчезла похищенная тираном надежда хоть часок всхрапнуть. Цербер! Злобный сторожевой пес! Заедать людям жизнь – ради этого он что хочешь придумает! Да у него маниакально-депрессивный психоз, неожиданно решил Маззиоли и обрадовался. Или паранойя.

Он подошел к окну поглядеть сквозь мутную тоскливую сетку дождя, куда двинется Цербер. Дело сугубо официального характера – расскажите моей бабушке!