Отныне и вовек

— Ладно, старшой, — уныло сказал Маззиоли. От его самоуверенности не осталось и следа. — Сейчас все сделаю. Дай мне журнал.

Маззиоли протянул руку и взялся за журнал, но Тербер не разжал пальцы. Он стоял, выпрямившись во весь рост, высокий, чуть сутуловатый, и с отвращением смотрел на писаря из-под зловеще взметнувшихся бровей.

Маззиоли поглядел на него снизу вверх.

— Ну ладно, — виновато проблеял он и отпустил журнал. — Тогда я сначала заполню карточки. Я быстро. — И чтобы не видеть полные молчаливого сарказма глаза Тербера, раскрыл свои папки.

Тербер швырнул журнал ему на стол.

— Я все вписал, — брезгливо, но уже не повышая голоса, сказал он. — Все давно сделано.

Маззиоли оторвался от картотеки и бросил на Тербера восхищенный взгляд.

— Спасибо, старшой.

— Пошел ты к черту! — снова разъярившись, крикнул Тербер. — Не возьмешься за ум, быстро вылетишь у меня рядовым на строевую. А маменькиным сынкам вроде тебя на строевой каюк! В колледжах учатся, ха! Вот они, плоды американской системы образования — типичный случай!

Маззиоли не принял угрозу всерьез, однако напустил на себя грустный вид. На всякий случай. Но Тербер видел его насквозь.

— Думаешь, я шучу? — взорвался он. — Будешь и дальше валять дурака — увидишь! Отправлю на кухню посуду мыть. Старшина здесь я, а не ты, и свободное время полагается не тебе, а мне, понял? А когда на двоих свободного времени не хватает, то работать должен ты! Чтоб я тебя не видел с этими штабными писаришками! Тоже мне великие философы собрались. Дождешься, будешь у меня здесь полы мыть!.. Сегодня о чем трепались? — после паузы спросил он.

— О Ван Гоге. Это такой художник.

— Да? Интересно. Художник, говоришь? А ты хоть читал «Жажду жизни»?

— Читал, — удивленно сказал Маззиоли. — А ты?

— Нет. Я ничего не читаю.

— Советую прочесть, старшой. Хорошая книга.

— А «Луну и грош» читал? — спросил Тербер.

— Конечно. — Маззиоли не мог скрыть изумления. — Ты тоже читал?

— Нет. Я ничего не читаю.

Маззиоли повернулся и внимательно посмотрел на него:

— Да ладно тебе. Ты что, разыгрываешь меня?

— Кто, я? Не обольщайся, детка.

— Ты же читал, я знаю. — Маззиоли положил карточки назад в картотеку и закурил. — Понимаешь, у меня насчет Гогена своя теория…

— Иди ты со своими теориями! Наведи порядок в картотеке. Мне нужно уйти по делам.

— Сейчас. — Маззиоли обиженно поднялся из-за стола и снова принялся перебирать карточки.

Увидев его обиженное лицо, Тербер рассмеялся.

— Стало быть, Грант подцепил триппер, да? — миролюбиво сказал он.

— Я ему говорил, лучше уж ходить в бордель, — поморщился Маззиоли. Он был еще обижен. — Или хотя бы заглянул сначала в аптеку.

Тербер пренебрежительно фыркнул.

— Ты, мальчик, небось и ноги моешь в носках?

— Старо, — холодно сказал писарь.

Тербер снова фыркнул.

— И где же Гранту так повезло?

— В «Люксе», — брезгливо ответил Маззиоли.

— И поделом дураку. Надо было головой думать — там проходной двор. А теперь выйдет из госпиталя вшивым рядовым. Повеселился — пусть расплачивается.

Тербер встал и так треснул по столу кулаком, что Маззиоли от неожиданности подскочил.

— Пусть это будет тебе уроком, капрал, — рявкнул Тербер, — если не хочешь распрощаться со своими драгоценными нашивками.

— Ты это кому? Мне? — обалдело спросил Маззиоли.

— Да, тебе. Обслуживай себя сам в резиновых перчатках и вообще обходись без женщин, как рекомендуют в лекциях по половой гигиене.

— Послушай, ты это уж… — возмущенно начал Маззиоли.

— Это ты послушай, — перебил его Тербер. — Мне надо уйти по одному весьма важному делу, ясно? Вернусь, наверно, не раньше четырех. Пока не вернусь, будешь сидеть здесь, в канцелярии, ясно? И чтоб не смел выходить даже в сортир, понял? Узнаю — завтра же загремишь в рядовые.

— Да ну тебя, старшой, честное слово, — запротестовал Маззиоли. — Я должен сегодня кой-куда зайти.

— Я ухожу по делу сугубо официального характера. — Тербер мысленно усмехнулся. — Ты все утро трепался об искусстве. У тебя работа — не бей лежачего, а не нравится, катись к черту хоть завтра. Сколько раз ты за утро ходил пить кофе?

— Я у Цоя всего один раз был, — защищался Маззиоли.

— Запомни: шестнадцать ноль-ноль. И когда я вернусь, советую тебе быть на месте. Тут вот лежат письма, их надо перепечатать, и расписание на следующую неделю — тоже. Я уж не говорю про картотеку, ты ее давно запустил. Чтоб все доделал!

— Есть, старшой, — подавленно отозвался Маззиоли, глядя, как Тербер втискивается в свой плащ, и взял со стола кипу бумаг. Полы плаща черными крыльями мелькнули за дверью, и вместе с ним исчезла похищенная тираном надежда хоть часок всхрапнуть. Цербер! Злобный сторожевой пес! Заедать людям жизнь — ради этого он что хочешь придумает! Да у него маниакально-депрессивный психоз, неожиданно решил Маззиоли и обрадовался. Или паранойя.

Он подошел к окну поглядеть сквозь мутную тоскливую сетку дождя, куда двинется Цербер. Дело сугубо официального характера — расскажите моей бабушке!