Отойти в сторону и посмотреть

Отец, наверное, тасуя бешенство с паникой, обзванивает всех подряд. А может… Странно, что я только сейчас о нём вспомнила. А может, он уже на вокзале в Симферополе или Феодосии. Смотря что пересилило. Если паника – на вокзале. Если бешенство – вообще ничего не делает. Сидит на террасе, пьёт вино и ждёт новостей… Поймёт ли когда-нибудь? Почему было не рассказать ему всё? А поверил бы?.. А ты сама?.. Вот сейчас позвонишь, дверь откроется – и что? «Здравствуйте, Владимир Максимович! Вам не следует завтра никуда ехать. Потому что послезавтра мясорубка селя оставит о вас только добрые воспоминания. И что мне тогда делать? Всю оставшуюся жизнь выслушивать ликбезы о последствиях «первой влюблённости»?.. Да, я влюблена. Да, с моим отцом вы ровесники… Но только вы можете знать, что с этим делать. А я знаю только, что нельзя делать БЕЗ этого. Ничего нельзя»…

Дверь открывается. На пороге стоит незнакомый мужчина.

– Здравствуйте. Э-э… Владимир Максимович дома?

– Здравствуйте. Нет.

Нет!

Это «нет» совсем, или это маленькое «нет»? Такое обычное маленькое «нет». Про соль, спички или даже про планы на выходные. Но не то «нет», которое даже если маленькое для тех, кто его произносит, на самом деле – огромное. Чья подавляющая бесконечность известна только тебе…

– Проходите, он скоро будет.

Не уехал! Скоро будет!

Я чуть не выкрикиваю всё это. Запертый внутри лёгких воздух вырывается через комок в горле приглушённым стоном.

– Вы, э-э…

– Лика, – быстро успокоившись, я протягиваю руку. – Мне он нужен по очень срочному делу.

– Михаил Афанасьевич, – аккуратное неловкое пожатие, двумя пальцами.

Как-то давно я слышала, как Макс говорил в компании: «В этой стране ещё не одно поколение мужчин будет мучиться вопросом: целовать женщине руку, пожимать её или уж сразу хлопать по заднице!»

Это всё, мол, наследие краснозвёздных гопников и экстремистов-истеричек… Наверное, он имел в виду как раз такой случай.

– Очень приятно. Вы не возражаете, если я подожду его в кабинете?

– Я не возражаю. А возражает ли Владимир Максимович – узнаем, когда он придёт.

Вполне милый человек. Не без чувства юмора.

– Спасибо.

– Может, хотите чаю? Я только что заварил.

– Было бы здорово.

– Я принесу вам.

– Вы очень любезны, Михаил. Спасибо. А «Белую гвардию» не вы написали?

– К сожалению, нет…

Кабинетом Максу служит небольшое помещение без окон, граничащее одной стеной с ванной комнатой и получившееся в результате объединения кладовой и части спальни. Гостиная же, кухня, оставшаяся часть спальни и коридор представляют собой единое пространство – некое подобие студии. Так что уединиться можно только в кабинете, за единственной в квартире дверью, не считая ванной.

Я прохожу в кабинет и неплотно прикрываю за собой дверь.

Стол посередине. Все стены – один сплошной книжный стеллаж, от пола до потолка. Без верхнего света – только настольная лампа и торшер у кушетки слева. Вместо люстры с потолка на толстом плетёном канате свисает, размером со среднего бульдога, позвонок кита, все «крылья» которого испещрены сценками на манер наскальной живописи древних: охота на белого медведя, собачья упряжка с погонщиком, рыбаки в море и тому подобное. На отдельных полках в небрежном порядке стоят вперемешку оловянные солдатики в форме гусар времён войны 1812 года, нэцке цвета потускневшего коралла с тёмными прожилками, фигурки женщин с амфорами на головах – из какого-то чёрного дерева, медальоны, чётки, малахитовые и нефритовые шкатулки разных размеров, подсвечники с огарками, запылённые колбы, четырёхгранный штык-нож, гильзы разных калибров… Кое-где кнопками пришпилены листы гравюрных оттисков, пучки сушёных трав, ожерелья – не пойми из чего сделанные… Эдакая лавка старьёвщика. Или логово старого волшебника.

За спинкой кресла у стола целая секция застеклена, и в ней хранятся всякие сокровища: крупные прозрачные кристаллы розового кварца и аметиста, пластины яшмы и срезы малахита, ёжики бирюзы и пузыри янтаря, небольшие самородки тусклого золота, как будто запылённые неогранённые рубины, аммониты, белемниты, неизвестные мне минералы – простые с виду камни для непосвящённого…

Обитый зелёным сукном стол накрыт толстым стеклом с широким фигурным фасетом. Под ним – фотографии, в основном чёрно-белые, какие-то записки, таблицы, пара газетных вырезок. Стопки книг и журналов по краям…

Я столько раз бывала здесь. И всегда как вновь. Можно взять любую книгу с полки или со стола – и никогда не знаешь, на каком она окажется языке. Или вдруг попадётся старое издание с иллюстрациями, переложенными тончайшей папиросной бумагой. И тут же сверху на видном месте – Кодекс строителя коммунизма. Под ним офорты Гойи. «Молот ведьм» соседствует со стопкой журналов «Мурзилка». Воннегут – со справочником по радиодеталям. «Тихий Дон» – с початой бутылкой массандровского портвейна. Томик Ахматовой придавлен чёрным эбонитовым гробиком набора весов, с маленькими никелированными гирьками и чашечками на цепочках внутри…

Я стою у стеллажей и взглядом перебираю бесконечные предметы сокровищницы и корешки книг. Как будто руками.