Отомстить и умереть (сборник)

— Последнюю лекцию Лазарь Соломонович должен был прочесть в пятницу, то есть вчера. Но в четверг вечером позвонил нашей сотруднице и сказал, что вынужден срочно уехать…

— У него есть мобильный телефон?

— Да-да… Конечно… Но он все время отвечает: «К сожалению, абонент не может принять ваш вызов!»

— Где он жил?

— На улице Декабристов. Дом двадцать пять, квартира восемнадцать. Мы принципиально не поселяем гостей в отели… Зачем? Если есть море пустующих квартир тех, кто выехал на Землю обетованную…

— Ключи!

— Какие ключи?

— От квартиры!

— А… Сейчас принесу…

Он куда-то ненадолго вышел. Вернулся с гримасой растерянности на бледном, истинно славянском, лице.

— На месте их нет…

— Значит, Левин не сдал ключи?

— Погодите делать поспешные выводы. Устройством Лазаря Соломоновича занималась Лариса Криштопа. Может, она знает больше…

Кравец набрал номер на клавиатуре своего сотового телефона и включил громкоговорящее устройство.

— Слушаю, Валерий Абрамович! — вскоре донесся из динамиков хрипловатый женский голос.

— Как давно ты видела Левина? — без лишних предисловий приступил к делу Кравец.

— В четверг. Провожала его домой…

— На Декабристов?

— А то куда же?

— Ты, должно быть, знаешь, что в пятницу он не явился на запланированную встречу?

— Конечно. Это же я тебе сказала, что он уехал в другой город.

— Точно. Ключи у тебя?

— Нет.

— А где?

— В условленном месте!

— Как это понимать?

— Мы договорились: если случится форс-мажор, то Лазарь оставит их под счетчиком. В квартире установлено индивидуальное отопление, ящик со счетчиком, от которого у меня есть запасной ключ, выведен на лестничную клетку…

— Понял!

— Скажи, что я сейчас подъеду, и мы вместе отправимся на ту квартиру, — прошептал Василий.

— Ты дома? — поинтересовался Кравец.

— Да.

— Сейчас к тебе подъедет мой друг…

— Майор Егоршин, — подсказал оперативник.

— Майор Егоршин… Сгоняешь с ним на Декабристов.

— Хорошо, — согласилась собеседница.

Валерий выключил телефон и в очередной раз оскалил кривые зубы.

— О нашем разговоре — никому ни слова! Даже Сереге! Если хочешь жить! Понял?! — решил испортить ему настроение Василий.

Улыбка мигом исчезла с лица Кравца.

* * *

Лариса — сорокалетняя ухоженная кокетка — ждала на улице. И Василий снова вспомнил «не злым, тихим словом» свою бывшую. Ирину. Та в гастроном за хлебом собиралась никак не меньше часа…

Уступив «козырное» переднее место даме, он сразу же приступил к «допросу».

— Скажите, а этот Левин с вами на каком языке общался?

— На иврите.

— Он что же, по-русски ни гу-гу?

— Отчего же? Лазарь Соломонович до развала СССР жил на западе Украины — в Луцке.

— А…

— Мы сами попросили, чтобы он читал лекции на иврите. Здесь, в России, нам очень не хватает общения на родном языке.

— Ну да, ну да… Значит, это вы встречали его в аэропорту?

— Я.

— А провожал кто?

— Не знаю, — снизала плечами Криштопа. — У него билет вообще на воскресенье. Но, видимо, так получилось, что пришлось улететь раньше.

— И вас это не взволновало?

— Взволновало. Вчера мы с Кравцем целый день звонили Левину на мобильный. Ни ответа ни привета…

— Может, вы чем-то его обидели?

— Упаси боже… Это же голова! Умница! Величина! Мы каждую пылинку с него сдували!

— А в Израиль звонили?

— Да. Сестра сказала, что с ним часто бывает такое.

— Какое?

— Он может уйти с головой в работу, может, никого не предупредив, уехать в другой город, наконец, может кем-то увлечься и отключить все средства связи.

— Сколько же ему лет?

— Под семьдесят.

— И в таком возрасте…

— Лазарь еще бегает за каждой юбкой, — не дала закончить фразу Лариса. — Ах, как он ухаживает? Как?! Засыпает цветами, читает стихи, кстати, собственного сочинения, — она закатила черные очи и принялась вдохновенно декламировать:

Эту дверь я всегда открываю с волненьем,

Потому что за ней начинаешься ты,Равнодушно подымешь глаза на мгновенье,Мол, явился — и снова уткнешься в листы…А я буду стоять, как ошпаренный, рядом,Не понятный тебе, без надежд на успех.Отвлекись, оглянись, приласкай же хоть взглядомЧеловека, что любит тебя больше всех…

— Это он вам посвятил? — не преминул вставить свои «пять копеек» Серега.

— Не важно, — отмахнулась дама:

Монотонный дождь устал стучатьПо обледеневшим серым крышам…Я люблю — так хочется кричать,Только ты меня, увы, не слышишь…

Егоршин лишь ухмыльнулся. Из рифмованных строчек в его голове откладывались исключительно вульгарные, а то и вовсе — матерные. «Стою на асфальте я, в лыжи обутый, то ли лыжи не едут, то ли я — вольтанутый!»

Ему вдруг захотелось прочесть этой сексапильной барышне что-то самое пошлое со своего богатого репертуара. Но кто знает, как отреагирует его спутница на грубость? Так и по мордам схлопотать не долго…