ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 2)

фамилии и состоявшему в родстве с Сопигами. Так как право „подавания" этих

„духовных хлебовъ" (Jus patronatus) принадлежало королю, и панам не за что было с

этой стороны спорить на сейме, то православников наших успокоили обещаниемъ—

нрава греческой религии безотлагательно привести в исполнение согласно пунктам,

изложенным на избирательном сейме, и с этою целью назначили тотчас из сейма

коммиссаров.

Здесь я припомню моему читателю, что литовский канцлер Лев Сопига,

предшественник Альбрехта Радивша, еще до витебской трагедии, пугал униатского

фанатика, Иосафата Кунцевича, петициею, „поданною королю от всего Запорожского

Войска", говоря, что „козаки ждут в Киеве решения назначенной но сему предмету

воммиссии". Но козаки оставили без внимания витебскую трагедию, пе смотря на то,

что из-под бунчука Сагайдачного перешли под бунчук Жмайла. Мало того: спустя два

года, не могли они в Медвежьих Лозах, сказать военносудной коммиссии и её

президенту, Конецпольскому, ничего о своем вмешательстве, при Оагайдачном, в дела

церковной иерархии, кроме того, что об этом „духовные старшие имели переговоры с

коронными властями". В „Пактах с Козаками" после осады их в Переяславе

Конецпольский упрекал их зловредною выдумкой о ломанье греческой веры, „которой

никто не ломалъ", но козаки не ответили ему ни слова на этот упрек. В петиции,

которою запасся, едучи на избирательный сейм, Петр Могила, козаки снова

фигурируют под покровом панской политики. Их даже научили просить об участии в

избрании короля и о том, чтобы „греческая религия была успокоена, и чтобы ее не

беспокоили униаты". Но ответ им отложен до другого времени, а между тем

протестанты, „под видомъ" православников, или, как называли их католики,

схизматиков, представили на сейме свои еретические требования и грозили, в случае

отказа£ противодействовать предстоящему избранию. Протестанты домогались, чтобы

русская митрополия была отдана яравославникам и подчинялась

константинопольскому патриарху; чтобы владыки, архимандриты и другие члены

иерархии были его ставленниками; чтобы унияты, оставив свои места, отдали

православ ным семинарии, типографии и иные места. *) etc. etc.

*) Не любя братстви>, моошшская фавция назвала их здесь иными местами.

,

105

Это дает нам понять, почему на последнем перед Польским Разорением сейме 1647

года постарались разъединить православников с их покровителями, илидругими

словами—отделить от протестантов их арриергард. Что касается козацких послов на

избирательном сейме, то, по словам литовского канцлера, князя Радивша, им сделали

строгий выговор за дерзостную просьбу об участии в избрании короля, и Сенат сурово

наказал им, чтоб опи не смели больше говорить о том.

По воцарении Петра Могилы на митрополии, козаки сделались не нужными.

арриергарду протестантского движения против католиков. Интересовались греческою

верою такие люди, как Адам Кисе.'иь и Лаврентий Древинский, в качестве

представителей оппозиции католикам; но козаки, в лице своего героя, Сулимы,

чествовали пану в самом Риме, не чуждались даже перехода в католичество, а их

свирепые бунты против панов 1637 и 1638 годов не представляют нам никакого с их

стороны упоминания о том, чтобы права греческой религии, взятые Владиславом на

свою ответственность, были введены в самую жизнь. Теперь на сейме,

непосредственно предшествовавшем козакотатарскому нашествию, о козаках, как

православниках, не было и помину. Образцом восстания за веру творцу этого

нашествия могла служить одна Переяславщина, иначе Тарасовщина.

Сеймовые паны, „дивясь®, что убили все время сеймованья своего в религиозных

треволнениях, начали читать свои постановления „в неслыханном замешательстве®.

Так как Посольская Изба не утвердила до сих пор ниодного закона, то теперь „все

разом, совместно с Сенатом, формулировали, писали, рассматривали и решали®... При

этом разные факции и даже единичные послы подавали свои проекты постановлений

маршалу для чтения, вместе с заявлением, что, в случае непрочтения, сейм будет

сорван, а их единомышленники вторили угрозе неистовыми криками. Было таким

образом прочитано и принято 134 пункта, и большая часть без всякой обдуманности,

посреди восклжкоз, воззваний и протестов.

Шляхетский народ, в последний момент своей политической целости, показал

вполне свою государственную и общественную несостоятельность. Блого личной

свободы, драгоценнейшее из благ жизни, путем самоуправства, превратилось у него в

такое зло, которое могла устранить одна диктатура. Первым на нее претенден том

явился король Владислав IV, но, по его неспособности, завладела диктатурою шляхта.

Присвоив себе верховенство, она явилась

т. н.

14

106

.

несостоятельнее самого короля в управлении государством. За отсутствием в этом

безглавом политическом теле единомыслия и самопожертвования, решающая все

споры диктатура вскоре должна была перейти к человеку, который наругался над

польским разъединением свирепыми словами своих кобзарей:

Тим и сталась по всему свиту Страшенна козацькая сила,

Що у вас, панбве молбдци,

Була вбля и дума едина...

Но возвратимся к сейму. Среди неописанной сумат'охн, была подана маршалу