Отпуск на двоих

Возможно, все эти маленькие милые моменты, которые все это время столько для меня значили, никогда не были для Алекса чем-то настолько же важным. Возможно, что он так и не позвонил мне за эти два года просто потому, что, когда мы перестали разговаривать, он не ощутил, что потерял что-то ценное. По крайней мере, не ощутил так, как ощутила я.

Впереди было еще пять дней нашего путешествия, если считать сегодняшний день – впрочем, сегодня и завтра были последними днями перед трехдневной свадьбой, – и прямо сейчас я боялась неловкости, которая, однако, совсем не возникла между нами.

Я боялась, что мне разобьют сердце. Что я буду так и чувствовать боль, которую чувствую сейчас, только растянутую на целых пять дней, и от нее никуда не скрыться. Я боялась, что пять дней подряд мне придется притворяться, что я в порядке, в то время как мое сердце будет мучительно рваться на части.

Алекс отставил кофе на прикроватный столик и взглянул на меня.

– Тебе правда стоит прогуляться.

– Я не хочу.

– Ну конечно же, хочешь, – сказал он. – Это же твоя поездка, Поппи. И я знаю, что никакого материала для своей статьи ты так и не добыла.

– Статья подождет.

Он неуверенно склонил голову набок.

– Поппи, пожалуйста. Я буду совершенно ужасно себя чувствовать, если ты застрянешь тут со мной на весь день.

Мне очень хотелось сказать ему, что это я буду совершенно ужасно себя чувствовать, если сейчас уйду. Мне хотелось сказать: «Я затеяла эту поездку только потому, что хотела провести с тобой эти пять дней, не разлучаясь ни на минуту», или: «Кому вообще захочется смотреть Палм-Спрингс, когда на улице жара в тридцать восемь градусов», или: «Я так сильно тебя люблю, что иногда мне от этого больно».

А вместо всего этого я просто сказала:

– Ладно.

А потом я встала и ушла в ванную, чтобы переодеться. Перед выходом я сменила Алексу ледяной компресс и выключила из розетки электрическую грелку.

– Ты сам со всем этим справишься? – спросила я.

– Когда ты уйдешь, я просто посплю, – сказал он. – Без тебя со мной ничего не случится, Поппи.

И это было последней вещью, которую мне сейчас хотелось услышать.

Не хочу обидеть Музей искусства в Палм-Спринг, но мне было совершенно плевать на все его выставки. Может, в каких-нибудь других обстоятельствах я бы и получила от экскурсии удовольствие, но здесь и сейчас я скучала, что это было ясно не только мне, но и всем музейным работникам. Я вообще никогда не знала, что думать об искусстве, если рядом не было кого-то, кто мог бы мне подсказать.

Джулиан, мой первый парень, часто говаривал: «Ты либо что-то чувствуешь, либо нет», но мы с ним никогда и не ходили в какой-нибудь там музей современного искусства или музей Метрополитен – каждый раз, когда мы приезжали в Нью-Йорк, то полностью их игнорировали. Да мы даже в художественном музее Цинциннати ни разу не были. Джулиан всегда брал меня на неформальные выставки. Происходило там обычно что-нибудь подобное: на полу лежат голые художники, промежности у них вымазаны в смоле и покрыты перьями, а из динамиков на полную громкость играет аудиозапись, снятая в заполненном обеденном зале китайского ресторанчика.

В такой ситуации гораздо проще было «что-то почувствовать». Смущение, например. Отвращение, тревогу. В некоторых случаях – веселье.

Там все было так чрезмерно, так гротескно, что чувства сами приходили к тебе, и каждая новая мельчайшая деталь легко могла склонить твое мнение на противоположную чашу весов.

А в остальном изобразительное искусство особенно меня не трогает. Я никогда не знала, как долго мне нужно смотреть на картину и какое мне при этом нужно сделать лицо. Я даже не знала – вдруг я выбрала самую скучную и всеми презираемую картину и теперь работники музея втайне меня осуждают?

Музей я обошла меньше чем за час, так что в одном я была уверена точно: я вряд ли рассматривала картины подобающее количество времени. Мне хотелось только одного: вернуться назад в квартиру, но Алекс сказал, что он меня там видеть не хочет, так что выбора у меня не было.

Так что я обошла музей второй раз. Потом третий. К этому времени я уже прилежно прочитала все таблички, поэтому я отправилась к стойке у входа и взяла брошюрку. Мне остро необходимо было тщательно изучить что-нибудь еще, чтобы забить голову.

Лысеющий работник музея с обвисшей, словно у шарпея, кожей злобно на меня посмотрел.

По-моему, он решил, что я разрабатываю план ограбления. Вообще идея неплохая, учитывая, сколько времени я тут уже торчала. Двух зайцев одним камнем и все такое.

В конце концов я окончательно исчерпала запас музейного гостеприимства и отправилась на Палм-Каньон-драйв, где, как мне сказали, можно найти отличный выбор антикварных магазинчиков.