Отпуск по ранению

Как-то раз, проходя мимо сада "Эрмитаж", он решил заглянуть. Не так уж часто заходили они сюда школьной компанией – ближе был парк ЦДКА, да и публика в "Эрмитаже" была чересчур нарядная, и они в своих ковбоечках и парусиновых ботиночках чувствовали себя здесь довольно скованно, но помнил он, как еще при подходе к саду доносившаяся оттуда музыка наполняла душу праздничностью, ожиданием каких-то необычных встреч, и входили они туда всегда с каким-то трепетом.

Сейчас сад был почти пуст. В шахматном павильоне двое мальчишек играли в шахматы. На скамейках парами сидели девчонки с учебниками в руках, видно зубрили.

Володька присел на скамейку, закурил. Если бы месяц тому назад кто-нибудь сказал ему, что этим летом он будет в "Эрмитаже", он даже не смог бы рассмеяться тому в лицо, настолько это было невероятно, немыслимо. Но вот он сидит на скамейке, рядом, отрываясь на время от зубрежки, смеются девушки, и над ним чистое голубое небо, лениво шелестят кронами деревья, из репродуктора льется какая-то музыка… И опять на миг ему показалось, что либо сон это, либо сном был Ржев. Совместить это невозможно. Он прикрыл глаза, вытянул ноги. И вдруг внезапно, совсем близко – залпы зениток! Девчата взвизгнули и куда-то побежали. Володька тоже поднялся и пошел из аллеи, где деревья мешали видеть небо.

На площадке около кинотеатра несколько человек стояли задрав головы, – маленькая золотистая точка немецкого самолета очень медленно плыла среди облачков разрывов.

Никакого страха Володька не обнаружил на лицах людей, только некоторое любопытство, да и то не очень сильное. Видимо, для москвичей это было обычным и совсем не страшным. Да и чего бояться какого-то одного прорвавшегося самолета такому огромному городу! Самолет-разведчик уходил, ближайшие зенитные батареи, наверно, те, что на площади Коммуны, перестали вести огонь, и хлопки зениток уходили все дальше.

– Это вы, лейтенант Володька?

Он обернулся: около него стояла Тоня и серьезно, без улыбки смотрела на него.

– Здравствуйте, – смутился Володька поначалу, вспомнив свое поведение в "коктейле".

– Надеюсь, вы больше не носите пистолет в кармане и вас можно не бояться?

Володька как-то растерялся, не зная, что ответить, но потом нашелся:

– Вы, наверное, ждете извинений?

– От вас? О нет, – усмехнулась Тоня. – Мой Витька, наверно, поступил бы так же…

Они помолчали.

– Я почему-то была уверена, что встречу вас, – наконец сказала она. – Как вы проводите отпуск? Сколько вам еще осталось?

– Пятнадцать дней.

– Только пятнадцать! – воскликнула она.

– Да.

Они опять помолчали. Тоня задумалась, будто решала что-то для себя, потом подняла на него глаза и спросила с деланным равнодушием:

– Что вы делаете сегодня вечером, лейтенант Володька?

– Ничего.

– Заходите ко мне. Будет несколько моих подруг с приятелями. Игоря, конечно, не будет, – добавила она, заметив, что Володька в нерешительности. – Я живу на Пироговке. Запишите…

– К каким часам прийти? – согласился он сразу, потому что длинные вечера наедине с матерью были не очень-то веселы.

– Часам к шести. Вы же знаете, комендантский час…

– Хорошо, я приду. Спасибо.

– Ну тогда до вечера, – улыбнулась Тоня слегка и взглянула на него каким-то странно-задумчивым взглядом, от которого у Володьки почему-то екнуло сердце.

Он сразу же, вслед за Тоней, вышел из сада и быстрым шагом направился домой – надо успеть пообедать, погладить брюки и вообще привести себя в надлежащий для гостя вид. Матери он сказал только, что он приглашен, но к кому – умолчал; так, одни знакомые.

Дом на Пироговке он нашел без труда, но, войдя в парадное, был остановлен строгой старушкой лифтершей:

– К кому?

Володька растерялся. Тониной фамилии он не знал.

– Меня пригласили… Квартира шестнадцать… Тоня.

– Проходи, знаю… Кто головы на фронте ложит, а у кого гулянки кажинный день, – пробурчала старуха.

Володька поднялся по широкой и чистой лестнице, чему удивился – не до уборок было домоуправам в ту пору, – и позвонил в единственный звонок, около которого не висело никакого списка жильцов. "Значит, квартира отдельная", – подумал Володька.

Открыла ему Тоня в нарядном платье, радостно улыбнулась, провела в прихожую с огромным, во всю стену зеркалом, а потом и в большую комнату, показавшуюся ему чуть ли не залой.

– Это Витькин товарищ с Калининского фронта. Лейтенант Володя, – соврала Тоня без всякой заминки, видимо отрепетировав заранее, представляя его двум девицам и двум парням, сидящим за столом.

– А Игоря разве не будет? – протянула одна из девиц.

– Не будет, – отрезала Тоня. – Садитесь, Володя.

– Тогда, может быть, приступим, – поднялся рыхлый, полноватый парень в очках и поднял рюмку. – Тогда за здоровье новорожденной!

Володька смутился, что пришел без подарка, и пробормотал:

– Почему вы не сказали, Тоня…

– Ребята, – не обратила она внимания на его слова. – Володя учился в нашем институте.

"Да? Когда?" – посыпались вопросы, и Володьке пришлось признаться, что учился он всего пятнадцать дней в сентябре тридцать девятого.

– Все равно он наш, – заявила Тоня.