Отравленная страсть

Рука сжимается, отчаянный удар! Но лица уже нет, кулак врезается в землю. Что-то выскальзывает из-под меня, а я бью и бью туда, где только что было лицо врага.

– Тиша! Тиша! – Голос из другого мира. Кто-то тормошит за плечо. Я оборачиваюсь. Женя! Она рядом. Ее пальцы на моем плече. Светятся окна проснувшегося подъезда. Кто-то кричит:

– Хулиганье! Сейчас вызову милицию!

В глазах девушки нешуточная обеспокоенность. Она спрашивает:

– Что с тобой, Тиша?

Я смотрю на землю. Круг растерзанной вмятой травы среди ровного газона. На правой руке болят грязные костяшки пальцев.

– Ничего, все в порядке. – Я встаю и оглядываюсь.

Врага нет. Он ускользнул. Нож валяется рядом с машиной. Юрий Борисович рассматривает порванную полу пиджака, удивленный взгляд упирается в меня:

– Ты?

– Что здесь произошло? – недоуменно спрашивает Женя. – Я слышала крик.

– Все хорошо, котенок. Все хорошо. – Калинин вновь собран и подтянут. Присутствие Евгении явно омолодило его.

Женя в плотно облегающих джинсах и обтягивающей блузке с многочисленными пуговками. Это меня обрадовало. Значит, у них сегодня ничего не было! Она не могла так быстро одеться и застегнуть столько пуговиц! Я широко улыбался и глупо пялился на растерянную девушку.

– Кто на кого напал? Кто кричал? – Женя переводила тревожный взгляд с одного на другого.

Я придвинулся к Юрию Борисовичу, стараясь загородить его порванный пиджак.

– Евгения, иди домой, – распорядился Калинин. До него уже дошел смысл произошедшего.

– Откуда ты здесь? – Женя вопросительно посмотрела на меня.

– Гулял. – Я неопределенно качнул рукой. Мне было очень хорошо.

Женя недоверчиво поморщилась, подошла к Калинину:

– А что у тебя с пиджаком?

– Не обращай внимания, о дверцу зацепил. – Он взял девушку под локоть, понизил голос: – Ну все, котенок, все. Ничего страшного не произошло. Я оступился, Тихон вскрикнул. А встречу я ему сам здесь назначил, нам поговорить надо. Ведь так?

Он вопросительно смотрел на меня. Я кивнул.

– Вот видишь. Возвращайся домой, котенок. А мы поедем, а то соседи любопытствуют. Ни к чему мне сейчас лишний шум.

Он оставил Женю около подъезда и вернулся ко мне:

– Быстро в машину, молодой человек.

– Зачем?

– А вам хочется вновь встретиться с милицией?

– Нет. С меня достаточно.

– Ну так поторопитесь! Кто-нибудь наверняка вызвал наряд.

– Юра! Тиша! – громко позвала Женя. Мы дружно обернулись. Она растерянно улыбнулась: – Вы только не ссорьтесь. Пожалуйста.

Последние слова прозвучали с наивной мягкостью. Мы переглянулись. Смущенные взгляды очертили равнобедренный треугольник – в вершине девушка, в основании двое мужчин.

– Пора, – неловко дернулся Калинин и сел за руль.

Вжикнул стартер, мягко заработал двигатель автомобиля. Я быстро влез на заднее сиденье. Лишний раз общаться с правоохранительными органами в мои планы не входило.

– А нож? – испуганно крикнула Женя. – Откуда тут нож?

– Потерял кто-то, не обращай внимания, – успокоил Калинин, трогаясь с места.

Женя провожала нас растерянным взглядом. Мы выехали со двора. Из угловой квартиры все также надрывно хрипел Высоцкий.

– Умер Володя, – произнес Калинин.

– Какой? – не понял я.

– Высоцкий.

– Не может быть! Откуда вы знаете? – По спине пробежали неприятные мурашки. Артист мне нравился.

– Друг из Москвы звонил.

– Может, глупый слух? Так уже было.

– «Словно мухи тут и там ходят слухи по домам…» —

Калинин процитировал песню Высоцкого, тяжело вздохнул: – Нет. На этот раз все точно. Точнее не бывает.

– А вы его разве слушали?

– Его все слушают.

– То народ, а вы… партийный начальник.

– Вот, значит, как про нас думают, – усмехнулся Калинин.

Правая рука сунулась в бардачок, загремели пластмассовые коробочки. Юрий Борисович, не глядя, выудил кассету и уверенно пихнул ее в магнитолу.

Сразу с четырех сторон на меня обрушился азартный голос Владимира Высоцкого: «Идет охота на волков, идет охота! На серых хищников, матерых и щенков…» Калинин приглушил звук:

– Вот так-то, брат, сегодня ты жив, а завтра…

Он неожиданно свернул с дороги, резко затормозил. «Волга» въехала в темный сквер за металлической оградой и остановилась под широкой кроной раскидистого дерева.

– Куришь? – Калинин протягивал мне открытую пачку сигарет.

– Нет.

– И правильно.

Щелкнула зажигалка, пламя втянулось в кончик сигареты, замерцало раскаленными крупинками табака.

– Тебя все-таки выпустили. С чего бы это?

– Хуже, когда невинного человека держат в тюрьме.

– Невинного? О чем только думают в прокуратуре? – Калинин выдыхал сигаретный дым в приоткрытое окно. – Ну да ладно! Ты зачем меня спас?

– Не знаю. – Я сидел сзади и видел только кучерявую седую макушку городского руководителя.

– Мы ведь вроде как соперники?

– Может быть.

– Так зачем же ты меня спасал? Да еще рисковал жизнью!

– Сдуру Сейчас, наверное, не стал бы.

– Вот как? Спасибо за честность.

Мы помолчали. Из магнитолы уставший Высоцкий что-то объяснял зрителям. Концертная запись была некачественной, какая-нибудь десятая копия.

– Ты разглядел его? – Калинин докурил и аккуратно примял окурок в пепельнице.

– Нападавшего?.. Разглядел.

– Ну? – Он даже обернулся от нетерпения.