Отражение

Это было странное чувство. Совсем не то, что я ожидала. Спускаясь по ступенькам с крыльца здания, принадлежащего экономическому факультету МГУ, я невольно обернулась, в последний раз взглянула на окна, прислушиваясь к собственным ощущениям. Новенький, пахнущий свежей бумагой и чем-то специфическим, но безусловно приятным, диплом о высшем образовании в моих руках не вызвал той бури эмоций, как у остальных счастливых выпускников. Меня приглашали напиться по столь радостному поводу, но я отказалась, понимая, что предложение сделано, скорее, формально, нежели из желания лицезреть меня на веселой и наверняка бурной молодежной вечеринке. Отношения с однокурсниками в Москве складывались ничуть не лучше, чем в Лондоне. Видимо, дело не в сплетнях, которые меня окружали в холодной столице Великобритании и не в снобистых лондонцах, а во мне. Я – не самый приятный и общительный собеседник. И переживать на этот счет или делать шаги к исправлению мне совершенно ни к чему. Во-первых, все уже закончилось, а во-вторых, мне просто не о чем было общаться в бывшими однокурсниками. Сказывался груз прошлого, и я чувствовала себя на десяток лет старше, нежели золотая молодежь, обучающаяся вместе со мной. К тому же я единственная с курса бесплатная студентка, которая еще умудрялась подрабатывать по вечерам, плавно перетекающим в ночь, и при этом сдавать все сессии на отлично.

Облегчение – вот, что я должна была почувствовать.

Это было чертовски трудно. Адски тяжело. Я спала не больше четырех часов в сутки, училась, перекусывала на бегу, работала в сменах и в свободные редкие минуты готовилась к экзаменам. А летом, во время каникул, я переходила на полный рабочий день, по вечерам писала дипломную работу, чтобы в конце последнего курса мне не пришлось брать отпуск. А хуже всего было то, что я, ко всему прочему, жила в общежитии МГУ, вместе с еще двумя девушками, не замороченными отличными оценками, и мечтающими отхватить себе по перспективному парню считающими меня отстойной белой вороной, зубрилой и занудой, о чем они не забывали сообщить мне каждый день на протяжении трех лет.

В общем, учитывая вышеперечисленное, облегчение – самое нормальное, естественное и оправданное чувство.

Но мне не стало легче. Удаляясь от корпуса, я ощущала, как тяжелеют ноги.

Три года пронеслись, как один. Не было времени думать, плакать, вспоминать. Я жила на автопилоте. А теперь….

Нужно снова планировать свое будущее. Я не знаю, с чего начать.

Наверно, придется вернуться в родительскую квартиру. Или продать ее к черту. Слишком много воспоминаний. Не хочу.

У меня есть три дня, чтобы съехать из общежития. Найду что-нибудь. Завтра займусь.

– Лика! – услышала я громкий оклик. Я бы не обернулась, мало, кто называл меня так в последнее время…. Пошла бы дальше, но голос был такой предательски знакомый.

– Лика!

Ну вот. Я остановилась, медленно поворачиваясь. От изумления у меня пропал дар речи. Наверно, я должна была обрадоваться…. Мы так давно не виделись.

– Никита… – выдохнула я про себя. Выдавила улыбку. Какого х…? – Что ты здесь делаешь?

Никита Кравченко бежит мне навстречу (откуда он взялся на мою голову, и как меня нашел?), раскинув руки и, видимо, собирается удушить меня в объятиях. Да, именно так и происходит секунду спустя. От внутреннего напряжения, я цепенею. Ничего не могу с собой поделать. Знаю, что это старый, добрый Ник, мой друг, мой несостоявшийся парень, брат моей лучшей подруги, но …. Я не рада его видеть. Я никого не рада видеть. Ни Милу, ни ее брата. Они часть прошлого, которое я похоронила. Мне хочется бежать отсюда, прочь от Никиты, от его добродушной, счастливой улыбки, этих знакомых лучиков в глазах, от теплых крепких объятий. Чертово прошлое гонится за мной, никак не оставит в покое. Словно проклятие, которое наложил на меня тот, чье имя я больше не произношу даже мысленно.

– Представляешь, Мила тоже приехала! Она в отеле. Приходит в себя после перелета. А я не выдержал. Представь себе пара минут, и мы бы разошлись! – тараторил Ник, он, наконец, выпустил меня. Точнее, отодвинул, чтобы получше рассмотреть. А я смотрела на него. Ничего другого мне не оставалось. Никита не сильно изменился. Немного возмужал, но ему на пользу. По всей видимости, финансовые дела его идут в гору. Я физически ощущала запах денег, которым он прямо-таки провонял. Одежда, выражение лица, мимика, осанка, походка – все говорило об определенном статусе.

– Боже, это и правда ты! – он смеется, все еще держа мои руки. Его голубые глаза сканируют мое лицо без грамма косметики, неухоженные волосы, стянутые в конский хвост, худую фигуру в простом свободном светло-сером сарафане поверх белой футболки, поношенный и побитый жизнью рюкзак через плечо и стоптанные балетки неопределенного цвета. Недоумение отражается в обращенном на меня взгляде, он даже хмурит брови.

– Ты как-то странно выглядишь.