Отражение удара

Сергей Дмитриевич с виноватой тоской посмотрел на жену. Она была, как всегда, свеженькая, только что из душа, в шелковом халате, который он так любил, с обмотанной полотенцем мокрой головой.

- Душ принимала? - зачем-то спросил Сергей Дмитриевич.

- Принимала... И тебе настоятельно советую. Хотя тебе, похоже, больше по душе грязевые ванны.

- Слушай, - с нехорошим предчувствием спросил Шинкарев, - я что-нибудь натворил?

- А то как же. Посмотри на себя! На голове шишка, на ребрах ссадина, куртка вся в какой-то дряни.., по-моему, тебя рвало, причем не один раз. От получки остались какие-то гроши, я полночи не спала, в окно смотрела. По улицам всякая сволочь шатается, и ты туда же.

В подворотне, буквально под окнами, какого-то мальчишку чуть не задушили, я прямо извелась вся...

- Когда? - прохрипел Сергей Дмитриевич, сползая с кровати.

- Да за каких-нибудь полчаса до твоего прихода.

Вот уж, действительно, явление Христа народу! Удивляюсь, как ты весь подъезд не перебудил воплями. Все грозился кого-то не то зарезать, не то утопить.., а может быть, все сразу, я не вникала. Все, хватит болтать, ступай в душ, на работу опоздаешь.

- Да ну ее к дьяволу, эту работу, - проскрипел Сергей Дмитриевич, держась за спинку кровати. Он никак не мог разогнуться - мешало головокружение и тупая боль в правом боку. Опустив глаза, он обнаружил на дряблой коже длинную красно-фиолетовую ссадину.

- Кто же это меня так? - вяло поинтересовался он.

- Надо думать, коллеги, с которыми ты пил. И не вздумай прогуливать. Мало мне того, что муж на старости лет в пьяницы записался, так он еще и в безработные метит.

- Ладно, ладно, - проворчал Сергей Дмитриевич, - понесла...

Пока он стоял под обжигающими струями душа, жена накручивала волосы. Делала она это тут же, в ванной, чтобы не таскаться с тяжелой коробкой по всему дому, и разговаривала с Сергеем Дмитриевичем сквозь занавеску. У Аллы было прекрасное качество - она не умела долго сердиться.

- А потом прибежала эта жирная корова со второго этажа - ну, у которой левретка, ты должен помнить. - и давай тараторить: маньяк, маньяк... Какой-то тип в кожанке и лыжной шапочке напал на бродячего мальчишку и хотел задушить удавкой...

Сергей Дмитриевич выставил из-за занавески намыленную голову.

- Что значит - бродячего? - спросил он. - Это же не собака...

- То и значит - бродячего. Ну, беспризорника... Какой-то малолетний бандит, их сейчас в Москве полно.

Представляешь, у него с собой оказалась лыжная палка, и он отбился. Пырнул этого маньяка острым концом, а потом, вроде бы, съездил по голове и убежал. Подрастет, сам маньяком станет.

Сергей Дмитриевич убрал голову. Он задумчиво ощупал бок и дотронулся до шишки над виском. На какую-то долю секунды он действительно ощутил себя маньяком.

Ему вдруг очень захотелось с ревом выскочить из ванны, срывая занавеску, набросить ее на голову жене и молотить по макушке чем-нибудь тяжелым, пока не замолчит.

Что она, в самом деле, заладила - маньяк, маньяк...

Подступившая к горлу злоба ушла так же внезапно, как возникла. Не ощущая ничего, кроме тупой апатии, Сергей Дмитриевич стал осторожно намыливать пострадавший бок. "Маньяк, - думал он, безучастно возя мочалкой по основательно заросшему жирком телу. - Это я - маньяк? Неужели все это относится ко мне? Господи, этого же просто не может быть! Я же мухи не обижу, всем известно!"

Он ополоснулся под душем и пошел завтракать. Кусок не лез в горло, в животе противно бурлило.

- Не могу, - сказал он, отодвигая тарелку. - Извини, тошнит.

Жена вздохнула и, вынув из холодильника, поставила перед ним загодя заготовленную кружку огуречного рассола.

- Водки на опохмелку у меня нет, - суховато сказала она. - Чем богаты, тем и рады.

- Спасибо.

Заискивающе поглядывая на жену, Шинкарев осушил кружку и сразу почувствовал себя лучше. Он обратил внимание на то, что ведет себя так, будто с ним не случилось ничего более серьезного, чем безобразная пьянка, и мысленно пожал плечами: а как еще ему себя вести? Несмотря на многочисленные свидетельства ночных похождений, переварить мысль о том, что все эти убийства, нападения и хулиганские выходки являются делом его рук, было совсем не просто. Через силу запихивая в себя бутерброд и запивая растворимым кофе, по вкусу напоминавшим отвар каменного угля, Сергей Дмитриевич придирчиво проинспектировал себя изнутри. Это оказалось нелегким делом: голова была словно ватой набита, и мысли увязали в этой вате, путались в ней, глохли, как крики в тумане, но Шинкарев не сдавался. Ему почему-то казалось важным разобраться с этим делом раз и навсегда, прийти к какому-то компромиссу и жить дальше, сохраняя хотя бы видимость согласия с самим собой.