Отражение удара

Он не заметил, как задремал, уронив книгу на грудь и свесив с дивана левую руку. Ему снилось, что он превратился в мистера Хайда и крадется по темным слякотным улицам, сильно сутулясь и сжимая в руке тяжелую дубину. Туман пах дымом и каменным углем, размытыми пятнами сияли газовые фонари и откуда-то издалека доносился знакомый мелодичный перезвон. «Биг Бен», решил Илларион, но то, что он слышал, так мало напоминало бой старинных курантов, что даже во сне он ощутил несуразность своего предположения.

Странный перезвон продолжался, и в конце концов до Иллариона дошло, что это надрывается дверной звонок, установленный им совсем недавно по настоянию все того же Мещерякова, которому, видите ли, надоело отбивать свои полковничьи кулаки, пытаясь достучаться до Забродова. Илларион проснулся и сел, сбросив на пол книгу.

— Иду, — пробормотал он непослушными после сна губами. Как всегда, когда доводилось задремать днем, он чувствовал себя вареным, чтобы не сказать переваренным, и был обозлен на весь белый свет.

Звонивший не унимался. Илларион решил было, что это прибыли новые колеса, но, посмотрев на часы, понял, что ошибся: было только начало двенадцатого. Звонок надоедливо дилинькал, мешая собраться с мыслями.

— Да иду же! — раздраженно рявкнул Забродов.

Звонок замолчал — то ли звонивший услышал вопль Иллариона, то ли просто устал и решил сделать перерыв. Илларион неторопливо закурил, чтобы окончательно проснуться, поднял с пола книгу и пошел открывать, уверенный, что за дверью стоит Мещеряков, решивший скоротать обеденный перерыв в компании старинного приятеля.

За дверью, вопреки ожиданиям, обнаружился совершенно незнакомый мужчина приблизительно одного с ним возраста, и язвительная острота, готовая сорваться с губ Иллариона, умерла, так и не успев родиться.

Илларион окинул гостя внимательным взглядом. Тот был одет в потертую на швах кожанку и давно скучавшие по утюгу серые цивильные брюки, но наметанный глаз Забродова сумел различить переодетого милиционера, даже если бы тот явился к нему в пижаме и без этой неизменной папочки на «молнии», которая была зажата у незнакомца под мышкой.

— Вы что, новый участковый? — вместо приветствия проворчал Илларион.

Гость растерянно мигнул, но тут же взял себя в руки.

— Я из криминальной милиции, — сказал он. — Майор Гранкин.

Он слегка подался вперед, явно нацеливаясь войти, но Илларион, который все еще чувствовал себя не лучшим образом, даже не подумал посторониться.

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов, — с оттенком удивления в голосе произнес майор.

Илларион проигнорировал это заявление, продолжая бесцеремонно разглядывать майора. Он понимал, что ведет себя ребячливо, но Гранкин чем-то очень ему не нравился — возможно, просто тем, что пришел не вовремя.

Некоторое время они стояли, молча разглядывая друг друга. Гранкин, который во время этой процедуры медленно, но верно наливался раздражением, понял, наконец, чего от него хотят, и вынул удостоверение.

— Это другое дело, — сказал Илларион, внимательно изучив документ. Добро пожаловать, майор. Я весь в вашем распоряжении. Проходите, располагайтесь. Что привело вас в мой уединенный уголок? Должен признаться, что уже сто лет не совершал ничего криминального.

Гранкин, не моргнув глазом, пропустил мимо ушей словоизвержение и прошел в комнату. Она оказалась довольно интересной, и он остановился в ее центре, с любопытством оглядываясь по сторонам. Первым делом бросались в глаза книги, которых по самым скромным подсчетом могло хватить на небольшую букинистическую лавку. На стене напротив дивана, где не было книжных полок, был укреплен большой липовый спил, в центре которого торчал тяжелый метательный нож.

Судя по истыканной, истерзанной поверхности спила, висел он здесь отнюдь не для красоты. Еще один нож — широкий, с тонкой чеканной ручкой и узорчатым, хищно изогнутым лезвием, — лежал на заваленном какими-то пожелтевшими бумагами и старинными морскими картами столе. Похоже, его использовали в качестве пресс-папье. Из-за шкафа высовывалась удочка в линялом брезентовом чехле, а на высокой прямой спинке стоявшего в углу жесткого стула висела ветхая от старости камуфляжная куртка. Вообще, обстановка напоминала странную и, по мнению майора Гранкина, противоестественную смесь музея антикварной книги с жилищем завзятого рыболова-охотника, и майор сразу понял, кому принадлежит замеченный во дворе «лендровер» с проколотыми шинами.

«Чудак, — решил майор Гранкин, закончив беглый осмотр. — Ох, не люблю я чудаков. Никогда не знаешь, чего от них ждать. Вычитает в книжке какую-нибудь заумь и тут же побежит претворять ее в жизнь: ветряки на крыше строить или, наоборот, головы кому-нибудь отвинчивать…»

— Садитесь, майор, — сказал Илларион, входя в комнату вслед за ним. Или надо говорить «присаживайтесь»? Как это у вас — сесть, мол, всегда успеем?

— Это не у нас, — осторожно опускаясь в глубокое кресло, ответил майор. — Это у наших клиентов такая фраза в ходу… У тех, что помельче.

Илларион рассмеялся.