Отражение удара

Выходя из арки, убийца чуть было не нарвался: дорогу переходил бомж Васяня, которого снова выперли из очередного подъезда. Васяня шел, волоча ноги и сильно качаясь из стороны в сторону. Голова бессильно свисала на грудь, и он лишь изредка поднимал ее, чтобы окинуть пустую улицу мутным бессмысленным взглядом. То была легкая и, более того, желанная добыча: проклятый бомж был словно бельмо на глазу, представляя собой постоянную угрозу. Это был потенциальный свидетель, который мог оказаться где угодно в самое неподходящее время и, несмотря на страх перед маньяком, упорно не желавший покидать облюбованный район. Ликвидировать Васяню было просто необходимо, но сейчас делать этого было нельзя ни в коем случае: мертвый бомж в данный момент оказался бы даже лучшим свидетелем, чем живой. Смерть этого никчемного создания прямо указала бы Гранкину на то, что он зацапал подставного, в то время как маньяк, за которым он охотился, продолжает спокойно разгуливать по городу.

Обо всем этом убийца думал, прижимаясь спиной к шершавой оштукатуренной стене арки. Он стоял почти на том же месте, где незадолго до этого прятался от патрульной машины Витька Шкилет. Воспоминание об этом маленьком гаденыше, чуть не заколовшем его дурацкой лыжной палкой, заставило убийцу тихо зашипеть сквозь стиснутые зубы.

Этот звук, напоминавший шипение рассерженной змеи, был совсем тихим, но, тем не менее, привлек внимание бомжа. Васяня вздрогнул, остановившись посреди улицы, и пугливо огляделся, трезвея буквально на глазах.

— Кошка, что ли? — с предательской дрожью в голосе пробормотал он. — А ну, брысь, паскуда!

Он прислушался. В отдалении проехала машина, и снова наступила тишина. В этой тишине таилась угроза, многократно умножавшаяся клубившимся в мозгу Васяни алкогольным туманом. Васяня знал одно-единственное средство против страха и применил его, не раздумывая. Все еще стоя посреди дороги, он трясущейся рукой вынул из замызганной котомки ополовиненный флакон одеколона «Шипр», свинтил оранжевый колпачок и торопливо опрокинул в свой разинутый рот. Отвратительная на вкус, обжигающая, остро воняющая парфюмерией семидесятиградусная жидкость полилась тоненькой булькающей струйкой. Васяня торопливо глотал, давясь и содрогаясь от мерзкого вкуса, одеколон стекал из углов обросшего седоватой щетиной рта.

Наконец, все горючее до последней капли перекочевало из флакона в васянину глотку. Алкоголь сразу ударил в голову, и Васяня успел подумать, что теперь все в полном порядке: даже если маньяк выпустит ему кишки, добро не пропадет, да и он, Васяня, вряд ли что-то почувствует. Слабо размахнувшись, он запустил флаконом в темную подворотню, откуда, как ему показалось, на него шипела какая-то полоумная кошка, повернулся к арке спиной и торопливым зигзагом двинулся прочь.

Пустой флакон отскочил от стены и с треском разбился об асфальт у ног убийцы. Маньяк поморщился от ударившего в ноздри густого одеколонного духа.

— Животное, — одними губами прошептал он. — Подожди, я тебя еще достану.

Это не было пустой угрозой: маньяк знал, что, если Васяня не успеет прежде окочуриться сам, то смерть его будет нелегкой. Он собирался подстеречь бомжа в каком-нибудь подвале и всласть поработать над ним ножом. Хотелось почувствовать под пальцами это липкое, грязное, вшивое тело, хотелось шарить по нему руками, отрезать от него куски — вечно сочащийся соплями нос, грязные уши, вонючий сморщенный пенис… Поймать маргинала, залепить пластырем гнилую пасть и для начала, чтобы не очень сопротивлялся, полоснуть ножом по воспаленным гноящимся глазенкам — тогда ему точно станет не до драки.

Бомж скрылся из вида. Убийца тяжело, с шумом перевел дыхание, приходя в себя и прогоняя из головы сладострастные видения. Это — потом. Сейчас у него были другие планы.

Он вышел из арки и, стараясь держаться в тени, пошел вдоль улицы. Вскоре позади раздался шум двигателя, и убийца шагнул к краю тротуара, поднимая руку навстречу приближавшемуся автомобилю. Вид у него был совершенно безобидный, и водитель перламутрово-зеленой «десятки» без задней мысли затормозил, чтобы подобрать позднего седока.

Пассажир поспешно уселся на заднее сиденье. Водитель про себя усмехнулся: знакомая тактика. Если садится, не сказав предварительно, куда ехать, значит, рейс к черту на кулички, на другой конец Москвы. Захватывает, так сказать, плацдарм, чтобы водило было труднее отказаться. Ну-ну, подумал водитель, посмотрим, как это у тебя получится…

— Куда путь держим? — спросил он, не трогаясь С места.

— Северное Бутово, — ответил пассажир.

— Извиняюсь, конечно, но мне это не по дороге. Может, вы поймаете такси? Я устал, как собака, спать хочется.

«Сдеру не меньше двадцатки, — подумал водитель. — Северное Бутово! А не хочешь — вали отсюда.»

— Я заплачу, — словно прочтя его мысли, сказал седок, — Очень надо.

— Двадцать баксов, — развязным тоном сказал водитель.

— У меня есть только десять. К сожалению.

— Тогда вылезайте. Или высадить вас на полдороге?