Отражение звезды

За окном, прямо под домом, тянулся высокий бетонный забор. Проходная с двумя охранниками, ряд машин со служебными номерами. Один из охранников дремал в будке, поглядывая в маленькое квадратное окошко затуманенным взглядом, другой пил чай из термосной пластмассовой чашки и держал ручку над газетным листом, — наверно, разгадывал кроссворд. Мимо них проходили люди, предъявляя в окошко удостоверения. Тот, который пил чай, периодически кивал и снова утыкался в кроссворд.

Леночка скрестила на груди руки. Открыть окно и выскочить? Но что дальше? Куда идти, домой? Смешно.

Снова зазвонил селектор. Леночка отошла от окна и, резко открыв дверь, пошла по длинному гулкому коридору. Дошла до конца, взглянула на табличку на последней двери и, круто развернувшись, медленно побрела в обратную сторону.

— Вы что здесь разгуливаете? Драпать собрались?

— Нет. — Она остановилась как вкопанная и вопросительно подняла свои изящные изогнутые брови. — Ищу дамскую комнату.

— Пошли. — Она пошла за майором. Тот, очевидно, появился в ее отсутствие, и им предстоял долгий разговор. В туалет не хотелось, но еще меньше хотелось неприятностей. Пусть он видит — Леночка не боится. А не боится потому, что невиновна.

Майор — следователь городской Московской прокуратуры Лобанов — был симпатичным, высоким и широкоплечим. Он задавал вопросы, она отвечала. Он записывал, она ставила подпись под каждой страничкой. Хотелось есть, пить и спать, но она снова и снова вынуждена была отвечать на его вопросы.

— Так вы говорите, что не сбегали?

— Нет… То есть… Я просто растерялась, когда обнаружила этот сверток. Я испугалась. К сожалению, все в моей жизни против меня, понимаете, поэтому…

— Когда вы познакомились с Никитиным?

— Года два назад. Или чуть больше. Я же вам говорила. Погиб Аганин, я не выдержала… Его бывшая жена, его дочь… В общем, я вернулась в подвал, из которого мы выкарабкались. В подвале у меня появилась подруга — Раиса Стоянова. Она была влюблена в Никитина и очень много рассказывала мне о нем. Уходила куда-то, говорила — к нему, возвращалась усталая, измученная и… с деньгами. Потом она рассказала, что Никитин фотографировал ее для порнографических целей и продавал снимки. А позже он приучил ее к наркотикам и стал продавать уже не снимки, а тело.

— И вы жили на эти деньги? — Леночка пожала плечами. За все время беседы майор не сводил с ее лица взгляда, буравил насквозь, и создавалось впечатление, что глаза его, стеклянные, немигающие, подсвеченные изнутри лазерным лучом, проникают прямо в мозг.

— Нет. То есть не совсем. Я торговала газетами и журналами.

— Разумеется, — он вздохнул. — Возможно, вы и не лжете. Возможно, повторяю. Но в это трудно поверить, чтобы вы жили с Раисой, как говорите, в одной квартире, снимаемой для вас Никитиным, и при этом не работали… э… путаной.

— Я клянусь вам. Я все уже рассказала, вплоть до последней секунды, до того самого момента, когда выбросила пакет в мусоропровод. Для чего бы я стала это делать? Я просто могла отказаться…

— Не могли. — Он улыбнулся, черты лица его смягчились, но голос все еще был жестким и холодным. — Не могли, потому что прекрасно понимали, что отыскать пакет в мусоросборнике — не так уж и сложно. Вы понимали это, и деваться вам было некуда. Но все равно это лучше, чем делать вид, что вы просто были в гостях в тридцатой квартире. Так ведь вы показали с самого начала?

Леночка склонила голову. Она почувствовала, что краска заливает щеки, и, раздосадованная своей непутевостью и абсурдностью положения, разрыдалась.

Селектор уже в который раз затрезвонил, и если следователь до сих пор просто не отвечал на звонки, то сейчас он, видимо, решил дать ей передышку.

— Да, — ответил он кому-то после короткого приветствия и нескольких минут внимательного молчания. — Да. Так точно. Я доложил по начальству. Очень на то похоже. — Он взглянул на Леночку, улыбнулся ей и подчеркнуто радостным тоном произнес: — Я это только что и собирался сделать, Василий Петрович.

Он повесил трубку.

— Ну-ну, не плачьте, Елена Сергеевна. Ваши показания уже проверяются. Идет отработка одной схемы действий и мы, поверьте, вовсю роем окрестности в поисках Оксаны Дудко. Я прекрасно понимаю, что вы сейчас чувствуете, но не вашими ли усилиями дело так осложнено? У меня на сей момент нет ни малейших подозрений, что вы что-то скрываете или увиливаете от ответа. Я склонен верить вам. Нет, я просто верю. Да-да, верю вам.

Леночка подняла красные глаза с воспаленными веками на майора.

— Счастливого пути. Вы свободны. — Он прикоснулся к ее руке, и Леночка вздрогнула.

— Как? Я могу встать и идти?

— Вот здесь подпишите. Прочтите вначале, мало ли что я вам подсовываю, а вы так, не глядя… Уяснили? Желательно бы вам никуда не уезжать. Подписку о невыезде я брать с вас не буду, но личная просьба…

— Куда идти? Домой?

— Домой. — И, наслаждаясь впечатлением, которое произвели на нее его слова, он добавил с ослепительной улыбкой: — Вот ваш пропуск. У выхода вас встретит Василий Петрович. Документ имеется?