Отражения

А в амфитеатре царила изысканная роскошь. И немудрено, ведь в подземелье собрался цвет тёмного Отражения: колдуны и чиновники, менялы и ростовщики, оборотни и убийцы, владельцы компаний и массмедиа, вальяжные продюсеры и знаменитые режиссёры, примчавшиеся посмотреть на достижения Татум и поучиться. Другими словами — все высшие грешники Москвы. Дамы в вечерних платьях, кавалеры в смокингах, рабы в набедренных повязках — отобраны особо, по стати и сложению, на любой вкус и любое пристрастие. Рабы вызывали интерес, некоторые гости внимательно приглядывались к ним, подбирая развлечение на ночь, но пока сдерживались: актёры спектакля станут первыми номерами сегодняшнего драфта. А вот те, кому не повезёт со звёздами Театра Отражений, будут утешаться в объятиях рабов.

— Превосходный приём, — раскатистым басом произнёс Иннокентий, целуя Татум руку. — Я был на сорока трёх ваших спектаклях и хочу отметить, что самые роскошные проходят именно в Москве. Здесь на вас не жалеют золота.

Огромный Кросс явился в положенном смокинге, на пошив которого ушло не менее двух складов мануфактуры, в белоснежной сорочке и лаковых туфлях. Он выглядел импозантно и держался с достоинством чистокровного грешника. На его фоне хрупкая Зур, сменившая обычную мантию с капюшоном на шёлковую, казалась особенно маленькой. И крепко из-за этого переживала. Откровенно говоря, Татум завидовала Авадонне, которого абсолютно не стеснял смешной рост. Авадонна, кстати, уже прибыл и оккупировал стойку бара, окружённый толпой девиц, прихлебателей и просто знакомых — оттуда часто долетали взрывы хохота.

Татум с удовольствием присоединилась бы к компании карлика, но положение хозяйки накладывало обязательства, и Зур скользила меж гостей, стараясь уделить внимание большинству, если не каждому. До сих пор привычное занятие не вызывало у неё ничего, кроме лёгкой и тщательно скрываемой усталости, но появление Кросса — хоть и ожидаемое, — отчего-то показалось плохим знаком.

— Не думала, что ты явишься, — прошипела Татум из-под капюшона.

— Находясь на Земле, я не пропустил ни одной постановки Театра Отражений, — предельно вежливо ответил Иннокентий. — Тебе должно быть лестно.

— Кто ты такой, чтобы мне стало лестно?

— Представитель высокоразвитой цивилизации, сумевший преодолеть грандиозные космические пространства.

— Ради моего искусства?

— По твоим спектаклям я изучаю тёмную фауну, — хмыкнул Иннокентий. — К тому же сегодняшнее представление носит интригующее название.

— Я давно хотела отразить своё видение «Проклятой Звезды», — неожиданно ответила Татум. — Я восхищаюсь ею.

— Древние мертвы, — напомнил Кросс. — Прогибаться больше не перед кем.

— Я говорю искренне, — не обидевшись, сказала Зур. — Я всё делаю искренне. И моя постановка — это не реквием по Элизабет и Шабу, а горячее желание отразить их мир в искусстве. Отразить изначальную Тьму так, как она этого заслуживает.

Когда разговор заходил о театре, драматургии, актёрах и образах, Татум преображалась, начинала говорить жарко, с чувством, а главное — с кем угодно. Даже с неприятным толстяком.

— Уверен, твоё отражение Проклятой Звезды потрясёт воображение.

— И не только его… — Зур повернула голову, оглядев зал из-под капюшона. — Все они пропитаны невидимым, но сильным светом Проклятой Звезды. Все они вдыхают Ша и тратят её по своему усмотрению. Все они — грешники, даже если не Первородные, но быть грешником и нести Грех миру — не одно и то же. Власть Зла должна быть всеобъемлющей, и я рада, что баалы это понимают. Солдаты Тьмы рвут плоть непокорных, я — рву их души, и только вместе мы создадим идеальный мир. — Она вдруг осеклась, сообразив, что откровенничает даже не перед грешником, и сухо закончила: — Но тебе этого не понять, насекомое.

— И ещё я совершенно не понимаю, за что ты так искренне меня не любишь, — легко продолжил Иннокентий. — Неужели из чувства неполноценности, которое земная фауна испытывает к моему высокоразвитому роду?

— Заткнись!

— Я ведь не сделал вам ничего дурного, Татум баал, — вздохнул Кросс, и никто на свете не смог бы догадаться, что он лжёт, — ведь истинное лицо аммердау пряталось под маской.

— Ты… — Зур замялась.

Она не хотела говорить правду — о своих предчувствиях, но и молчать было глупо. Быстро найти выход не получилось, и лишь появление самого важного гостя помогло Татум выкрутиться из неприятной ситуации.

— Баал Гаап! — возвестил администратор.

Двери распахнулись, все, без исключения, обернулись и бурно поприветствовали единоличного владыку Москвы.

* * *

— Вот уж не думал, что в этой подземной… — На этом слове Кирилл осёкся, из вежливости не желая использовать слово, готовое слететь с языка.

— Говори, как собирался, — рассмеялся Ермолай. — Никого не стесняйся, особенно меня.

Однако определение Амон изменил.

— Вот уж не думал, что в этой подземной помойке возможна такая роскошь, — он огляделся. — Невероятно.

И для изумления была веская причина — золото.