Отражения звезд

— У меня откормишься, я за питанием не постою, если станешь хорошо работать. А условия у нас с тобой такие будут: по летнему времени, когда клубника поспела, буду платить тебе двадцать рублей в месяц плюс питание и квартира, а когда клубника сойдет, мы с тобой на пятнадцать рублей в месяц согласимся. И он еще раз оглядел ее, Ксюше было девятнадцать лет, а с ее малым ростом она казалась еще моложе, и Иван Лукич смотрел на нее, хоть и худенькую, но складную, и словно обдумывал что-то для себя.

— Мне скоро на работу, так что пойдем, введу тебя в курс дел, — сказал он, не спросив даже, согласна ли она на его условия.

Ксюшу после дороги томило, спала в поезде плохо, под вагоном всю ночь что-то громыхало, особенно на стыках, и Иван Лукич повел ее на свои клубничные грядки.

— Порядок у тебя будет такой: утречком соберешь, насыплешь в лукошко, но аккуратно; ягода к ягоде, а какие покрупнее и поспелее — сверху положишь. А насыпа́ть на весы через край, однако верхние придерживай, а то всю закраску сразу же высыплешь... и трогать ягоды не позволяй. У нас рынок богатый, а свое место для торговли у меня имеется. Мы с тобой завтра пораньше пойдем, я с полчасика погляжу, как ты справляешься. Народ бессовестный, норовит ягоду потрогать, а то и откусит для пробы, ты этого не позволяй ни за что. А пока клюбникой поторгуешь, яблоки, ранние сорта, пойдут, у меня по нашей природе все рассчитано: ягоды сошли, а там уже вскорости золотая китайка или ранний апорт, снимать будем вместе, дерево никогда не тряси, яблоко упадет на землю, а наутро, смотришь, на бочке́ уже пятнышко от ушиба. Будешь меня слушаться, у нас с тобой хорошо пойдет, и во всех других случаях, надеюсь, у нас с тобой хорошо пойдет. А худые твои ребрышки к зиме и не прощупаешь, насчет продовольствия у меня толково поставлено, на рынке знакомые есть, так что мясцо или творожок самые лучшие.

И Иван Лукич похлопал Ксюшу по спине, хоть на этот раз как бы лишь поощрительно, но его большая, мясистая рука была неприятна, и Ксюша чуть подалась вперед.

Иван Лукич объяснил, что клубники три сорта — виктория, ананасная и шпанка, эта поменьше, дешевле пойдет, а виктория — ягода к ягоде, снимать ее на зорьке, ягода утром с росой, это тоже на вес влияет.

— И вот еще что: собирать станешь, ягоду-другую попробовать можно, а больше — ни-ни!

И Иван Лукич наказал еще, как вести себя с покупателями, особенно с женщинами — такая привереда попадается, кончиком пальца чашку весов придержит, чтобы в правильности стрелки убедиться, но отпугивать не надо, а то в следующий раз обойдет.

Ксюша хорошо училась в школе, надеялась поступить в сельскохозяйственный техникум, но такой слабой стала мать, что нужно было как-нибудь облегчить их жизнь, а здесь станет набегать понемногу, что Иван Лукич пообещал платить, да и подготовиться к поступлению в техникум можно будет исподволь, а программу она захватила с собой...

Иван Лукич ушел на работу, на лесной свой склад, а Ксюша осмотрелась в доме, комнатку Иван Лукич отвел ей возле чулана при кухне совсем маленькую, с коечкой и окном на огород, как раз на клубничные грядки, так что из окна будет приглядка за клубникой. А недогляди — сейчас же мальчишки, и Иван Лукич напомнил еще раз о ее обязанностях.

А в двух других комнатах, где жил Иван Лукич, стоял большой ореховый диван с вышитыми, наверно, покойной женой подушками, телевизор на столике, у стены холодильник, и хотя все было, как она и ожидала, но стало вдруг так скучно или даже невозможно остаться в этом доме на целую зиму с Иваном Лукичом, и чем-то сразу не понравился он ей, так нехорошо не понравился.

Перед уходом Иван Лукич показал, где лежат овощи, распорядился сварить картофельный суп, а на второе пельмени из продолговатой коробки, и Ксюша повязалась передничком и принялась хозяйствовать в доме вдового Ивана Лукича, хоть и брата покойного отца, но такого чужого, что лучше об этом и не думать. Она вымыла овощи, очистила картошку, сварила суп, а пельмени быстро сварятся, как только Иван Лукич вернется.

Потом она достала из своего чемоданчика листок почтовой бумаги и села писать письмо матери:

«Вот я и у Ивана Лукича, дорогая мама. Он хорошо меня встретил, буду помогать ему, за зиму немного подработаю, а в будущем месяце пошлю тебе десять рублей для начала».

И такой одинокой без нее, такой оставленной показалась в эту минуту мать, что на одну строчку капнуло, буквы чуть расплылись, и мать, конечно, сразу поймет — капнула слеза...

Иван Лукич вернулся с работы хмурый, чем-то недовольный, покосился на кастрюльку с супом, сказал коротко: «Обедать», и, пока умывался, Ксюша разогрела суп, сварила пельмени, поставила на стол один прибор, но Иван Лукич сказал: «А себе что же?» — и она поставила второй прибор, налила ему тарелку супа и тревожно посматривала, когда он принялся есть, — пришелся ли ему по вкусу?