Отряд

– Кстати, о нормальной еде, – заговорил Ворон, шуруя ложкой в банке. – Приехал в столицу родственник с Камчатки. Привёз дочку шести лет Москву показать. Хозяева стол накрыли: колбасы разные, салаты, нарезка, напитки. Дочка поковырялась в тарелке и грустно уставилась в окно. «Ты почему не кушаешь?» Она вздохнула, молчит. «Ну, скушай хоть салатика, окорочёк, вот». Она, стесняясь, тихонько говорит: «А нормальной еды у вас нет?» «А какой такой нормальной?» «Ну, там, красной рыбы, крабов, трепангов, или зернистой икры хотя бы».

– Ха-ха-ха. А у неё губа не дура. Я бы тоже не отказался от камчатских деликатесов, может ещё доведётся отведать, – мечтательно закатил глаза Марк.

Я с улыбкой смотрел на смеющихся ребят и даже не догадывался, насколько тогда Марк оказался близок к истине.

После перекуса я по жребию поставил дневального, отправил всех отдыхать, а сам прилёг в тенёчке под раскидистым дубом вблизи воды. Отсюда открывался прекрасный вид на дальние холмы и луга за ставком. Незаметно я задремал.

Разбудили меня крики и шум отчаянной драки за зарослями ивняка. Я поднялся, прислушиваясь. Подошёл проснувшийся Дитрих. Накинув куртки, мы стали пробираться через кусты, чтобы выяснить, что там за бой.

На небольшой полянке дрались мальчишки лет двенадцати-тринадцати двое надвое. Бились серьёзно, по-взрослому зло, до крови, наотмашь руками и ногами. Дрались и орали во всё горло. Перепачканная в земле и травяной зелени одежда вполне соответствовала их виду: грязные всклокоченные волосы, потёки крови под носами, оскаленные рты.

– Эгей, орлы, а ну-ка, прекратите битву, – схватил я двоих за шиворот, другую пару растащил Дитрих, – признавайтесь, петухи, за что бьётесь?

После неудачной попытки вырваться мальчишки насупились и замолчали.

– Спокойно, я не кусаюсь, – сказал я почти ласково.

Потом один поозорнее с вызовом спросил:

– Ви чьих будемо, збройна, чи колорады?

Другой в моих руках рванулся к нему:

– Я тебе, хохляцкая морда, покажу сейчас «колорады», ты сам в полоску станешь, бандера проклятый!

– А, ну-ка, угомонитесь оба, – и я специально начал тупить, – что значит «колорады», хлопчик?

– Колоради – це бандити, сепаратисти, – шмыгнул расквашенным носом парнишка.

– И что они тебе сделали, эти «колорады», и почему сепаратисты?

Парнишка скривился, пожал плечами.

– Та ничого вони мене ни зробили, а тильки батько каже, що богато народу вбили и нас хочуть захопити. А що таке сепаратисти ни знаю. Так кажуть.

– А, в вашем городе эти самые сепаратисты кого-нибудь обидели?

– Та ни. Живемо як завжди. Бэмось, правда, теперь з шахтарскимо. Вони проти Киэва лаютси. Нас бандерами обзывають.

– Вот что, хлопчики. Вы помиритесь и запомните: нет ни украинцев, ни русских, ни хохлов, ни кацапов, а есть лишь хорошие люди и плохие. А тот, кто желает соседу зла и исподтишка глумится при этом, тот враг всех людей на все времена. А мы – солдаты, стоящие за спокойную жизнь мирных людей и за правду. Мы защищаем слабых и наказываем злых. А теперь ступайте домой и никогда больше не ссорьтесь.

Мальчишки подобрали с земли удочки и какие-то пожитки и, молча, по тропинке порознь пошли в город.

– Ну, ты силён, командир, – тряхнул головой Дитрих, и на его лицо наползла добрая улыбка, – лучше и не скажешь. Пошли к нашим, хватит им бока отлёживать.

Мы повернулись и столкнулись со всеми бойцами, стоящими в кустах и наблюдающими за сценой замирения.

– Браво, командир, – сказал за всех Ромео, – считай, что выиграл маленькое сражение. А может и большое. Это с какой стороны посмотреть.

– Ладно вам, разболтались, – смущённо проворчал я, – пошли в лагерь.

По спутнику я связался с Валетом, доложил о последних событиях и уточнил задачу. Наш конторщик передал благодарность от командования, намекнул на какие-то большие награды и премии, а потом попросил связаться с Захарченко напрямую и дал его частоту, код и позывной.

– Здесь Бор. Здесь Бор. Вызываю Батю. Вызываю Батю.

Через пять минут в рации проскрипел ответ:

– Здесь Батя. Кто вызывает?

– Бор на проводе.

– А-а, Бор. Здорово, воин. Лихо бьётесь. Большущая благодарность вам от руководства республики.

– Служим трудовому народу. Я чего звоню. Мы уже за Амвросиевкой на Успенском шоссе. Задачу будете ставить?

– Я уже вам говорил, что вы подарок судьбы? Нет? Так вот говорю. Вам комбат Душман передал мою просьбу перекрыть выход из котла? Добро. Лугончане отстают на двое-трое суток, а мы уже двинули войска. На западе прорвались до Волновахи, на юге до Новоазовска, а из-за лугончан иловайский котёл остаётся открытым. По последним данным противник уже получил указание начать перегруппировку с отходом из-под Иловайска на юг. Если выпустим их, они соберутся и вдарят либо на Волноваху, либо на Новоазовск. А мы без резервов. Сейчас на их пути только вы. Сможете удержать, или хотя бы приостановить?

– Не знаю, помните ли вы, что нас всего восемнадцать?

– Помню, Бор, помню. Но положение отчаянное.

– У нас, что ни день, то отчаянное положение. Ладно, доберёмся до места, разберёмся. Куда выдвигаться?