Отряд отморозков. Миссия «Алсос» или кто помешал нацистам создать атомную бомбу

В 16:15 Берг наконец увидел человека, которым был одержим уже не один месяц. Одетый в темный костюм, Гейзенберг поднялся на сцену и после некоторой возни с установкой доски написал на ней несколько уравнений. В это время Берг делал записи о его манере поведения и внешности. Это было излишне (трудно представить, чтобы Карл Эйфлер занимался чем-то таким), но Берг хотел оценить человека, которого внутренне готовился убить. Он описал Гейзенберга как «ирландца на вид» с большой головой, рыжеватыми волосами и лысиной на макушке. На безымянном пальце у него было обручальное кольцо, а густые брови не могли полностью скрыть его «зловещие глаза».

Записав уравнения, Гейзенберг начал лекцию, не имея ни малейшего представления, что его жизнь зависит от сказанного им в ближайшие часы. Он решил прочитать доклад о развитии теории S-матрицы – теории рассеяния частиц, которую он впервые изложил в ETH двумя годами ранее. Берга такой выбор темы отнюдь не порадовал. Конечно, он не ждал, что Гейзенберг изобразит на доске бомбу и начнет кудахтать о своих достижениях, но, должно быть, надеялся услышать хоть что-нибудь связанное с делением ядра, например, лекцию о реакторах. Гейзенберг же хотел обсуждать чисто теоретические аспекты, особенно свою надежду на то, что теория S-матрицы сможет примирить квантовую механику с общей теорией относительности.

Он начал с краткого изложения истории вопроса, но кто-то из слушателей прервал его: не беспокойтесь, мы все это знаем. Гейзенберг был одним из тех покладистых лекторов, которых не раздражают высказывания с мест, поэтому он пожал плечами и перешел к сути дела. Берг отметил, что во время лекции он расхаживал, засунув левую руку в карман пиджака. Несмотря на эзотерическую тему, Берг старался уловить любой намек на то, что Гейзенберг может о чем-то бессознательно проговориться. Эти уравнения как-то связаны с ядерным делением? Важно ли рассеяние для цепных реакций? В какой-то момент взгляд Гейзенберга на несколько секунд задержался на незнакомце со сросшимися бровями; они вполне могли встретиться глазами. «Г. нравится мой интерес к его лекции», – записал Берг.

Но как бы сильно Берг ни напрягался, он все же не мог расшифровать эти уравнения. Все это выглядело безобидной физикой, но мог ли он быть в этом уверен? Упустил ли он что-нибудь? Его грызли сомнения, и мысли неизбежно вернулись к самому известному открытию человека, ныне расхаживающего по сцене. Берг записал в блокноте: «Слушая его, я не могу определиться – см. принцип неопределенности Гейзенберга, – что делать».

Между тем физики в зале и не подозревали о мучениях Берга, сосредоточившись на уравнениях. «Обсуждаем математику, пока горит Рим, – записал Берг. – Если бы они знали, о чем я думаю». По правде говоря, Берг сам не знал, что ему думать. Отказ действовать может подарить Гитлеру бомбу, а вместе с ней – и Европу. (Должен ли я выстрелить и потенциально спасти мир?) С другой стороны, мог ли он без веских оснований застрелить человека, особенно зная, что пожертвует при этом собой? Он ощущал в кармане тяжесть пистолета, но чем дольше слушал бубнеж Гейзенберга, тем, должно быть, все больше тяжелела в его представлении другая часть снаряжения УСС – L-капсула.

Эта незаметная снаружи пытка продолжалась два с половиной часа. В итоге при принятии окончательного решения возобладал принцип неопределенности. Когда лекция завершилась, Берг не смог заставить себя выстрелить.

После доклада физики разбились на небольшие группы, чтобы пообщаться, а некоторые бросились на сцену, чтобы поговорить с Гейзенбергом. Берг воспользовался возможностью, чтобы представиться Флейте, произнеся заранее заготовленную кодовую фразу: «Доктор Сьютс шлет привет из Скенектади». Берг также передал подарок от разведки союзников – пробирку с тяжелой водой. Двое шпионов негромко договорились встретиться тем же вечером в кабинете Флейты.

Затем Берг подобрался к группе вокруг Гейзенберга, чтобы, делая вид, что изучает уравнения на доске, подслушать, о чем идет речь. Может, Гейзенберг ослабил бдительность и чем-нибудь похвастался? Нет. После короткой беседы несколько старых приятелей увезли Гейзенберга на ужин в знаменитое кафе «Кроненхалле», оставив Берга в холодном лекционном зале. Делать ему было больше нечего, и он отправился на встречу с Флейтой – эмоционально подавленный и все еще не уверенный, правильно ли поступил.

Между тем Гейзенберг был за ужином в приподнятом настроении. Лекция прошла успешно, он был окружен друзьями, а газетная статья о новом наступлении Германии так воодушевила его, что он вслух прочитал ее за столом. «Они снова наступают!» – удивленно воскликнул он. Как обычно рассеянный, он не заметил, что хозяевам было очень неловко.