Отряд отморозков. Миссия «Алсос» или кто помешал нацистам создать атомную бомбу

Эксперимент обернулся одновременно и триумфом, и тупиком. Команде Гейзенберга удалось получить коэффициент размножения нейтронов в 670 % – огромный шаг к самоподдерживающейся цепной реакции. Даже Дибнер не приблизился к таким цифрам (и никто в мире, насколько было известно Гейзенбергу). Тем не менее без увеличения количества тяжелой воды или урана в его установке невозможно было выбить больше нейтронов и достичь ядерной критичности. От безнадежности Гейзенберг и его сотрудники продолжали возиться с какими-то мелочами. Но по всем признакам это был последний вздох нацистского Манхэттенского проекта.

К середине апреля жители Хайгерлоха уже слышали вдалеке выстрелы вражеских танков. Казалось, что разрушения, которые несет современная война, не обойдут стороной и это сказочное место. Вскоре Гейзенберг объявил план эвакуации и демонтажа урановой машины. Затем они с Вайцзеккером спрятали кубики урана на холме, тяжелую воду – на мельнице, а техническую документацию – в выгребной яме.

Вечером 20 апреля Гейзенберг был наконец готов покинуть Хайгерлох, но уже на выходе из дома услышал чей-то стук. Это была жена Вайцзеккера, явно не в себе. Она сказала, что несколько часов назад ее муж уехал из дома на велосипеде, чтобы забрать какое-то оборудование из лаборатории, и не вернулся. Видел ли его Гейзенберг?

Нет, ответил он. Вы уверены, что он не пошел куда-то еще? Она была уверена, поэтому Гейзенберг пригласил ее войти и подождать. Следующий час они провели, попивая вино и нерешительно уверяя друг друга, что с Вайцзеккером все в порядке. Но поскольку вокруг бродили толпы солдат и вервольфов (один историк описал последние недели Третьего рейха как «полный крах военного и общественного порядка»), они вскоре перестали верить собственным словам. С каждой минутой рос риск, что с сыном дипломата случилось что-то ужасное.

Вайцзеккер вернулся вскоре после полуночи. С ним ничего не случилось, и он даже не догадывался, что доставил столько переживаний жене и другу. Несмотря на облегчение, Гейзенберг поспешно распрощался с Вайцзеккерами и покинул город в 3 часа ночи.

За неимением другого средства передвижения 240 км на восток до семейного шале, гордо именуемого «Орлиным гнездом», ему пришлось проехать на велосипеде. К этому моменту самолеты союзников стреляли даже по велосипедистам, поэтому ехал он ночами. От заката до восхода солнца Гейзенберг преодолевал около 80 км, а днем спал в придорожных кустах, обеими руками вцепившись в велосипед, чтобы никто его не украл. Он старался ни с кем не разговаривать, выпрашивал еду на фермах и в садах, как беглый преступник, и всячески избегал встреч с мобильными отрядами иностранных армий. Однажды ему попался взвод бредущих куда-то 15-летних немецких солдат, растерянных, голодных и плачущих.

Несмотря на всю осторожность Гейзенберга, солдат СС поймал его в последнюю ночь его хиджры. Патрульный поинтересовался, почему такой крепкий мужчина не находится в своем отряде ополчения, защищая Рейх. Затем он потребовал показать документы. С замиранием сердца Гейзенберг достал их. Документы освобождали его от воинской повинности, но это были грубые подделки – не лучше школьной «записки от врача», и эсэсовец это понимал.

Судьба Гейзенберга была практически решена: его расстреляют за дезертирство. Но он пошел ва-банк: дал патрульному взятку единственной валютой, которую в этой безумной войне любой принимал без всяких вопросов, – американскими сигаретами. «Уверен, вы давно не курили хороших сигарет», – сказал он, вынимая из кармана смятую пачку «Пэлл Мэлл» и протягивая ее в темноте дрожащей рукой.

Патрульный СС должен был бы выполнить свой долг: Гейзенберг предал Рейх, да и само предложение взятки было преступлением. Но соблазн получить качественный американский табак оказался непреодолим. Презирая Гейзенберга и тем более себя, он схватил пачку и махнул физику: иди.

Гейзенберг прибыл в «Орлиное гнездо» грязным и измученным. Но как бы ни обрадовалась Элизабет Гейзенберг его появлению, особого сочувствия к мужу она не проявила. Пока он последние месяцы разъезжал по Европе, ел в Цюрихе шикарные ужины и возился с урановыми машинами, она почти безвылазно сидела с шестью детьми в тесном домике, который, несмотря на свое громкое название, находился в ужасном состоянии. Предыдущей зимой из-за сильного снегопада провалилась крыша, и для ее починки им пришлось снять черепицу со своего старого разбомбленного дома в Лейпциге. Ей приходилось самой собирать дрова в горах, бедная почва давала скудный урожай, а скупые местные фермеры неохотно продавали продукты. В результате Элизабет и дети страдали от постоянных болезней, причем не только от насморка, но и от серьезных недугов вроде скарлатины.