Миновав немецкие позиции, пилот вернулся на высоту, пригодную для дыхания, но Бор по-прежнему не подавал никаких признаков жизни. Должно быть, ужасно было сознавать: союзники вырвали одного из величайших ученых мира из лап нацистов только для того, чтобы его настигла смерть в грузовом отсеке самолета. Когда самолет приземлился и наземная команда, распахнув двери, бросилась внутрь, чтобы оказать медицинскую помощь, она обнаружила сидящего Бора, живого и бодрого. «Наконец-то я хорошо выспался», – сказал он и принялся без передышки рассказывать об этом.
Поскольку Бор был отрезан от разработок в области ядерной физики, несколько коллег и правительственных чиновников вскоре встретились с ним в лондонском отеле «Савой», чтобы рассказать о последних исследованиях. «Никогда еще за всю человеческую историю, – заметил один историк, – такое огромное количество секретной информации не обсуждалось столь малой группой»[20]
. По некоторым воспоминаниям, один из участников встречи упомянул хитроумную телеграмму Бора про «Мод Рэй Кент» («Радий захвачен»), полученную в начале войны. Когда его спросили об этом, Бор недоуменно наморщил лоб. Никакой анаграммы там не было, сказал он. Просто он обратился к английской няне, которая заботилась о его детях до войны и очень с ними сблизилась. Ее звали Мод Рэй, и она жила в Кенте.Это был не единственный сюрприз от Бора: он рассказал о Гейзенберге кое-что, чего не знали союзники. В сентябре 1941 г. тот посетил его в Копенгагене, чтобы обсудить ядерное деление. Спор, состоявшийся той ночью, вошел в научные анналы, хотя историки до сих пор не могут с точностью утверждать, что именно произошло, отчасти потому, что Бор и Гейзенберг вспоминали этот разговор совершенно по-разному. Одна из проблем заключалась в том, что открытое обсуждение исследований с Бором было бы предательством, поэтому Гейзенберг старался обойтись намеками и иносказаниями, рассчитывая на то, что Бор прочитает между строк и поймет истинный смысл сказанного. К сожалению, несмотря на всю свою разговорчивость, Бор был никуда не годным слушателем и ничего из этих экивоков не понял. Да и его внезапный гнев по отношению к Гейзенбергу, который, в конце концов, активно работал на Рейх, в любом случае исказил бы все услышанное. Тем не менее кое-что мы знаем наверняка: они обсуждали деление урана, хотя и неявным образом; Гейзенберг спросил, «допустимо ли с моральной точки зрения» заниматься такими исследованиями во время войны; Гейзенберг набросал грубый эскиз того, что Бор счел атомной бомбой. В результате они разругались, и, когда вечером Гейзенберг наконец ушел, Бор впал в отчаяние. Они были близки более 10 лет, почти как отец и сын, но эти несколько часов разрушили их отношения. И что бы на самом деле ни сказал (или хотел сказать) Гейзенберг, Бор остался в убеждении, что немецкие физики работают над атомным оружием.
Бор поведал эту новость собеседникам в «Савое». Единственным утешением для него служило то, что создать ядерное оружие невозможно, поскольку невозможно обогатить достаточное для этого количество урана. Повисла неловкая пауза. На самом деле, сообщили ему ученые, бомба не просто возможна, но над ней уже вовсю работают американцы. В кои-то веки Бор потерял дар речи. Когда физики показали ему свои расчеты и объяснили масштабы Манхэттенского проекта, Бор наконец осознал истинное положение вещей: атомные бомбы скоро станут реальностью.
Глава 33
Тяжелая вода под прицелом
В августе 1943 г. кетчер Мо Берг официально присоединился к чудакам из Управления стратегических служб и был направлен на обучение в бывший лагерь герлскаутов в мэрилендской глуши. Вполне в духе УСС подход к тренировкам там был одновременно требовательным, новаторским и дурацким.
Документов о нахождении Берга в этом лагере не сохранилось, но это точно была не Сорбонна. Агентов там обычно учили взламывать замки, расшифровывать секретные сообщения, прослушивать телефоны, выдавливать пальцами глаза и бесшумно ликвидировать вражеские патрули. Утром они могли собирать скрытые камеры из спичечных коробков, а днем изучать разницу между способами подрыва каменных и металлических мостов – за это отвечал взрывотехник без нескольких пальцев. Самым памятным упражнением УСС была «комната смеха». В полночь новобранцев вытряхивали из коек, чтобы они ворвались в какую-то развалюху и с пистолетом в руке петляли во тьме по извилистым коридорам. Полы местами проваливались под ногами, и стажеров намеренно старались дезориентировать, включая записи немецких голосов через скрытые динамики. В ходе «миссии» новобранцы должны были обезвреживать мины-ловушки и расстреливать нацистов из папье-маше, которые выскакивали на них, словно монстры в ярмарочном «доме ужасов».