— Ага, на свой страх и риск, как же! В июне месяце к Архангельскому городку из самой Москвы ба-альшой караванец пойдет! За рыбой, да за дичиной, да за всем прочим. Давно уж собирались в дальние северные края московские торговые гости.
— Московские гости? — изумился Митрий. — А они уже туда не прошли часом?
Тут пришел черед удивляться приказчику:
— Как так?
— А так. — Отрок улыбнулся, немножко радуясь, что озадачил своего спасителя. А не корчи из себя всезнайку, поскромней будь! — Мы-то ведь все, — пояснил, — я, сестрица моя, Прошка, как раз с московскими гостями на Шугозерье и ехали.
— Так… — задумчиво скривился Иванко. — Вот что, Дмитрий, ты мне, как на ночлег станем, все хорошенько расскажешь, лады?
— Лады, расскажу, — Митрий пожал плечами. — Не особо много там и рассказывать-то.
Когда возы подъехали к броду, уже смеркалось. Небо по-прежнему оставалось светлым, но на лесную дорогу опустилась глухая полутьма. Бледно-белый месяц зацепился рогами за вершины сосен, рядом с ним высыпали такие же белые звезды. На небольшой полянке возы составили в круг; стреножив, лошадей пустили пастись, развели костры, выставили караулы. От кого, спрашивается? Нешто нападут на такой обоз мелкие разбойничьи шайки? Самим же дороже и выйдет! Митрий вспомнил, как лихо оборонялись от татей московиты. Вот и здесь будет все точно так же, ежели вдруг нападут. Но пока, похоже, никто нападать не собирался.
Митькин рассказ о московских обозниках Иванко выслушал в мрачной задумчивости. Потом кое-что уточнил: что за товары были в возах и как выглядел купец. Про купца Митрий обсказал: толстый такой, немолодой уже, бородища лопатой и как боярин одет; а вот насчет товаров замялся — не видал он товаров, все возы рогожками затянуты и под охраной были.
— И большая охрана? — тут же переспросил приказчик.
— Большая, добрая, такая, как и здесь. Даже пищали и те были. Правда, не очень дорогие, с фитильными замками.
— А ты, я вижу, в огненном бое разбираешься?
— Не то чтобы разбираюсь, а уж это-то вижу.
— А что еще видишь? Смотрю, у тебя книжица… Разрешишь взглянуть?
Митька усмехнулся, протягивая приказчику обгорелого Рабле, коего с вечера таскал с собою, пока Прошка зашивал свой прохудившийся заплечный мешок.
Иван взял в руки книгу, пролистнул…
— Ого! — воскликнул он с нешуточным удивлением. — Латиница. Чья речь?
— Французских немцев.
— И ты… ты ее понимаешь?
Митрий скривился, словно от зубной боли:
— Не, просто так таскаю! Конечно, понимаю. Правда, не все.
— Откуда у тебя эта книга?
— Так… Купец один подарил.
Отрок не стал вдаваться в подробности, слишком уж навязчивым показалось ему поведение приказчика, прилип, можно сказать, как репей.
— Ты волком-то не смотри, вьюнош. — Ушлый Иван сразу заметил сменившееся настроение собеседника. — Я ж не просто так спрашиваю, а для твоего же блага. На службу-то ко мне пойдешь?
Митька хмыкнул:
— А куда теперь деться?
— Верно мыслишь! — хохотнул приказчик.
— Только ты еще так и не объяснил, что делать надобно. В чем служба-то состоять будет?
— Уже состоит, Дмитрий! — Иван рассмеялся. — Вот из вопросов и ответов на них и состоит.
Отрок покачал головой:
— Чудно! Только знай: я один, без Прошки…
— Прохор, кажется, молотобоец? — быстро перебил Иванко. — По крайней мере, он именно так говорил.
— Да, молотобоец, — подтвердил Митька. — И еще — добрый кулачный боец. За Большой посад постоянно стоит, супротив наших, введенских.
— Боец, значит? — Приказчик явно обрадовался, даже потер руки. — Славно! А ну-ка, зови его сюда.
— А чего его звать? — Митрий засунул в рот два пальца и, свистнув, махнул рукой. — Эй, Прошка! Давай сюда, дело есть.
Сидевший у костра Прохор как раз жарил на прутиках только что выловленную рыбку — окуней или хариусов. Услыхав зов, закрутил рыжеватой башкой, словно ошпаренный.
— Да не вертись, Проша, — засмеялась сидевшая рядом на еловом лапнике Василиска. — Эвон, с реки Митька зовет.
Прохор поднялся на ноги:
— Ну, пойдем, коли зовет.
— Ну нет! — Во многих вещах Василиска разбиралась куда лучше молотобойца, вот как сейчас. — Не пойду, тебя же зовут — не меня. Да и не один там Митька, с приказчиком этим… — Девушка еле заметно вздохнула. — А ты иди, Проша, иди. Я за рыбкой-то пригляжу — ужо к вашему приходу изжарится. Вон, и Анемподист-инок из лесу выходит, все веселее.
— Ну, смотри сама…
Иванко-приказчик и Митька сидели на камнях на берегу реки, невдалеке от брода. Чуть выше по течению, в небольшом омутке, обозные затеяли купаться, а пониже, у плеса, мыли и поили коней. И вроде, казалось бы, у реки было светло, уж, по крайней мере, светлее, чем в лесу, однако, отойдя от костра, Прошка долго привыкал к нахлынувшей вечерней мгле, синей и неожиданно теплой.
— Пойдешь ко мне на службу, Прохор? — едва юноша подошел, негромко поинтересовался Иван.
— На службу? — Прошка хмыкнул. — А ты кто хоть такой?
— Да говорил же, холмогорского гостя Еремея Хвастова приказчик и компаньон.
— Кто?
— Компаньон — это, Проша, слово такое, — пояснил Митрий. — Означает, что они с купцом дела ведут вместе.