Отряд: Разбойный приказ. Грамота самозванца. Московский упырь

— А не слишком ли ты любопытен, чадо?!

Иванко потупился. Он знал, конечно, что настоятельница Введенского женского монастыря Дарья — лицо очень знатного рода, когда-то приближенного к князьям Курбским. А Тимофей Соль, дьяк разбойного приказу и непосредственный Иванкин начальник, намекнул как-то, что инокиня Дарья — бывшая супруга самого Грозного царя, так-то! Много страшных тайн хранили тихвинские монастыри, лучше и не знать.

— А вообще, рад был знакомству, — вполне светски улыбнулся вдруг гость. — Честное слово, рад. Вижу, ты вьюнош начитанный и скромный. Книжку твою прочту с удовольствием и скоро верну.

Иван вдруг улыбнулся:

— А у меня еще кое-что почитать есть.

— Еще? Так что ж ты стоишь? Давай показывай!

Все так же улыбаясь, юноша снял сапог и, поддев ногтем, вытащил грамотку. Протянул с поклоном:

— Прочти, отче.

Усмехнувшись, старец покривил губы:

— Иван Леонтьев, из детей боярских… так-так… разбойного приказа дьяка Тимофея Соли товарищ! Однако! Далеко пойдешь, вьюнош… Если крылья не оборвут. Знавал я когда-то Тимофея Соль — человек страшный.

— Так он, отче, для врагов государевых страшный.

— Для врагов? Ну-ну… Вот и я о том… — Паисий усмехнулся. — А ты не глуп, отроче. Впрочем, что я? В разбойном приказе дураков не держат. Признайся, сегодняшняя кражонка — твоя затея?

— Моя, — кивнул Иван. — Очень нужно было с тобой встретиться, поговорить, а архимандриту я не хотел открываться. Я для него — богатый торговый гость и не более.

— Небось мзду давал настоятелю? — стрельнул взглядом Паисий. — Людишек своих, чай, пристраивал?

Иванко потупился и ничего не ответил.

— И хорошо, что настоятелю не открылся, — строго произнес гость. — Человек-то он неплохой, но… много вокруг сброда разного вертится. С чем послан — спрашивать не буду, догадываюсь, что не с глупостями разными. Чаю — в хлебе дело, а? Не отвечай, не надо, не велик-то и секрет, если подумать. Что от меня нужно? Помощь?

— Угу… — Иван кивнул и твердо посмотрел в глаза старцу. — Смерть таможенного чернеца Ефимия. Узнать хотелось бы.

— Узнать, кого зацепил? — хохотнул Паисий. — Узнаешь. Откуда я только узнаю, что грамота твоя не поддельная? — Темные глаза монаха обдали лютым холодом. — Может, лучше тебя в железа заковать да в Москву? Или в клеть да пытать? А? Что молчишь?

— Можно и в клеть, — тихо отозвался юноша. — Можно и в железа. Только это все ворогам на руку будет. А ты, то ведаю, честен.

— Кто это тебе сказал? Уж не Тимофей ли Соль?

— Нет.

— Ишь, «честен»…

Судя по изменившемуся лицу старца, эпитет сей был ему приятен.

— Инда ладно, хватит пустое пороть. О смерти таможенника хотел узнать? Слушай…

Многих, многих зацепил своим расследованием судебный старец, жаль, доказательств маловато было, да и свидетели как-то разом перемерли — кто в реке утонул, кого возом переехало, кто в царевом кабаке упился до смерти. Однако все следы к московскому купцу Акинфию вели, не иначе.

— Против Узкоглазова у меня прямых улик нет, — тихо пояснял гость. — Человек он на посаде не из последних, зазря тронь — вони не оберешься. А московит тот — чужой, его не жалко, я его человечка взял да по дурости в монастырский подвал бросил — там он и околел в ту же ночь. А московит скрылся. Думаю, не вернется теперь.

— Не вернется? — Иван недоверчиво покачал головой. — А может, он лишь залег на дно, затаился? Те, кто послал купца, бездействия не простят!

— Что, столь властные люди?

Иванко молча кивнул.

— Да, — посетовал Паисий. — И куда ты, матушка-Русь, катишься? На Москве мор, люди друг дружку едят, а купцы да бояре на горе да жизнях людских жиреют, богатством неправедным чванятся! Все им, змеям подколодным, мало… Так ты думаешь, вернется московский гость?

— Вернется, — убежденно отозвался юноша. — Некуда ему боле деться! И тут главное — не спугнуть.

— Не спугнем, не бойся. Теперь уж ученые. Еще бы за новым таможенником проследить.

— Да, хорошо бы, — обрадованно поддакнул Иван.

— Хорошо ему, — Паисий невесело усмехнулся. — Таможенник сей — самого архимандрита ставленник. Келарь за него просил, старцы. Нет, тут так просто не подберешься.

Разговор затянулся, но и ему пришел конец. Простившись с Иванкой, судебный старец, сопровождаемый чернецом Аристархом и всеми служками, прошествовал по двору и забрался в возок. Возница тронул вожжи.

Иван наблюдал за всей этой суетой в оконце, после чего, проводив глазами скрывшийся в туче дорожной пыли возок, растянулся на лавке. Почувствовал вдруг, что устал. Еще бы, разговор-то был не из легких. Иванко даже сейчас не мог бы сказать точно — поверил ли ему Паисий? Может, поверил, а может, решил просто использовать в каких-то своих целях. Интересно, кто это интересовался у деда Куземы французской книжицей? Очень интересно, кому она вдруг понадобилась? Французский — язык для Тихвина не очень-то распространенный, это не шведский, не немецкий даже. Пожалуй, изо всех знатоков один Митька да вот, Паисий. И вот, оказывается, нашелся кто-то еще. Кто? А что, если узнать? Так, на всякий случай, через того же Кузему, времени-то, чай, не займет много.