Отрицание смерти

Не должны ли мы признаться, что в своем цивилизованном отношении к смерти мы психологически живем не по средствам и должны измениться и отдать истине должное? Не будет ли лучше дать смерти место в реальности и наших мыслях, которое ему на самом деле принадлежит, и воздать немного больше тому бессознательному отношению к смерти, от которого мы так заботливо пытаемся избавиться? Это вряд ли можно счесть большим достижением, скорее шагом назад… Но есть и некоторая заслуга в том, что для реального понимания вещей мы теперь больше принимаем во внимание…

Зигмунд Фрейд

Первое, что мы должны сделать, это показать обратную сторону героизма, то, что обусловливает его особенную природу и движущую силу. Мы представляем одно из величайших повторных открытий современной мысли: среди всех вещей, управляющих человеком, его страх смерти – одна из наиболее важных. После Дарвина проблема эволюционной обусловленности смерти стала очевидна, и большинство мыслителей сразу же заявили, что это важнейшая психологическая проблема человека¹

²

. Они также очень быстро поняли, что значит настоящий героизм, как на рубеже веков написал Шалер[16]: «Героизм – это первая и основная реакция на страх смерти». Мы восхищаемся смелостью встретить смерть лицом к лицу; такая доблесть получает наше высочайшее и постоянное обожание. Она заставляет нас глубже заглянуть в свое сердце, потому что у каждого из нас есть сомнения в том, насколько храбрыми мы могли бы быть. Когда мы видим человека, храбро встречающего свой конец, мы репетируем величающую победу, которую только можем представить. Так, с самого начала человеческой эволюции, герой стал центром уважения и одобрения. Но и до этого наши предки приматы полагались на тех, кто сильнее и храбрее, и игнорировали трусливых. Человек возвел животную храбрость в культ.

В девятнадцатом веке также начались антропологические и исторические исследование, поставившие себе целью сформировать образ героя первобытных и древних времен. Герой был тем, кто может войти в мир духов, мир мертвых, и вернуться оттуда живым. У него были последователи в мистических культах восточного Средиземноморья, во главу угла ставившие смерть и воскрешение. Божественным героем каждого из этих культов был тот, кто вернулся из царства мертвых. И как мы знаем теперь из исследований древних мифов и ритуалов, соперником этих мистических культов стало само христианство – и оно выиграло, кроме прочего, еще и потому, что превозносило вернувшегося из мертвых целителя со сверхъестественными силами. Пасхальное ликование «Христос воскрес!» – это эхо того же радостного крика, которым последователи мистических культов приветствовали на своих церемониях победу над смертью. Эти культы, как точно заметил Г. Стенли Холл[17]

, были попыткой добиться «очистительной купели» от великого зла: смерти и страха перед ней. Все исторические религии обращались к той же проблеме – как вынести конец жизни. Религии, подобные индуизму и буддизму поступили изобретательно, исключив стремление к перерождению, что стало своего рода магией отрицания: утверждать, что не хочешь того, чего на самом деле хочешь больше всего на свете^{4 5}. Когда на смену религии пришла философия, она сменила и центральную проблему, а смерть стала «ее настоящей музой», начиная с Греции, потом перейдя в труды Хайдеггера и затем к современному экзистенциализму⁶

.

У нас уже есть тома работ и размышлений на эту тему из области религии и философии и – начиная с Дарвина – самой науки. Проблема в том, как во всем этом разобраться. Исследований и мнений о страхе смерти уже так много, что нельзя просто обобщить и кратко изложить их. В последние десятилетия возрождение интереса к смерти привело к возникновению огромного количества литературы по этой теме, и авторы этих книг смотрят совсем не в одном направлении.

Довод «здравого разума»