Этот постоянный расход психологической энергии на поддержание жизни был бы невозможен, если бы страх смерти не был таким же постоянным. Сам термин «самосохранение» предполагает приложение усилий против разрушительных сил; а эмоциональный аспект этого – страх, страх смерти21
.Другими словами, за всей нашей повседневной деятельностью должен стоять страх смерти, чтобы давать организму силы для самосохранения. Но страх смерти не может постоянно присутствовать в сознании, иначе организм не смог бы функционировать. Зилбург продолжает:
Если бы этот страх постоянно был сознательным, мы бы не смогли нормально функционировать. Он должен соответствующим образом подавляться, чтобы позволить нам жить хотя бы с небольшой толикой комфорта. Нам хорошо известно, что «подавить» означает не просто отставить в сторону и забыть, а отставить в сторону и запомнить, где мы это оставили. А еще совершать постоянные психологические усилия по поддержанию контроля и никогда не ослаблять бдительность22
.Итак, мы можем понять то, что кажется абсолютно невозможным парадоксом: перманентный страх смерти при нормальном функционировании нашего инстинкта самосохранения, а также наше полное отрицание этого страха в сознательной жизни.
Таким образом, мы на самом деле идем по жизни, не веря в собственную смерть, как будто у нас не вызывает сомнений собственное физическое бессмертие. Мы стремимся овладеть смертью… Человек, конечно же, скажет, он знает, что однажды умрет, но он не очень об этом беспокоится. Он отлично проводит время и не собирается волноваться о смерти – но это чисто рационализированное признание на словах. Влияние же страха, на самом деле, подавляется23
.Аргумент с позиций биологии и эволюции является основополагающим и должен быть принят со всей серьезностью. Не знаю, как вообще в этой дискуссии его можно обойти стороной. Животные, чтобы выжить, должны полагаться на реакции, вызванные страхом не только по отношению к другим животным, но и по отношению к самой природе. Они должны были видеть реальное отношение своих ограниченных сил к опасному миру, в котором оказались. Реальность и страх естественным образом идут рука об руку. Человеческий ребенок находится в еще более уязвимом и беспомощном положении, и глупо полагать, что реакции, вызванные страхом и у животных, неожиданно исчезнут. Особенно у таких высоко организованных видов как человек. Логично думать, что вместо этого страх, наоборот, усилился, о чем и говорили раньше сторонники дарвинизма: первобытные люди, наиболее подверженные страху, с бóльшим реализмом относились и к своему месту в природе, передав своим потомкам его ценность для дальнейшего выживания24
. Результатом стало возникновение человека, каким мы его знаем: гипертревожным животным, постоянно изобретающим причины для страха, даже когда их нет.