Отрочество 2

Мы вроде как и со всеми, но чуть с краешку, не ввинчиваясь в толпу чужих для нас людей, едко пахнущих потом и болезнями.

Затем пели псалмы, и Мишка со всей серьёзностью, а мы с Чижиком и не так, штобы очень, но показываем как да. После псалмов на повозку влез Корнелиус, закатив проповедь, и судя по взглядам буров — зашло, да ещё как!

Закончилась проповедь, и сразу буднично всё, деловито. Бабы взялись кашеварить из найденных припасов, наводить какие-то жидкие болтушки. Мужики, знамо дело, за оружие да за инструменты, ну и так — любопытствовать.

Инвентаризация трофейного оружия не заняла много времени.

Девять винтовок «Ли-Метфорд», из которых одна пришла в полную негодность от картечи. Двенадцать винтовок «Ли-Энфилд», и почти три тысячи патронов к ним, почему-то преимущественно россыпью.

В палатке лейтенанта нашлось два охотничьих карабина, весьма недешёвых, и три револьвера, один из которых, украшенный перламутром и больше похожий на игрушку для светской дамы, озадаченные буры пустили по рукам.

Саблю за оружие не посчитали, но Санька вытребовал себе законный трофей.

— Так себе, — констатировал он пренебрежительно, проверив сталь и сделав пару взмахов, — металл качественный, а баланса толком нет, да и в руке плохо лежит.

— Над кроватью повешу, — не сдержал он сурового вида, расплываясь в совершенно мальчишеской улыбке.

— Там-тамы уже есть, осталось только щенка бульдога[67], — поддразнил я его.

— А и да? — брат раскраснелся, додумав недосказанную цитату.

— Да я разве против? — у меня пошёл откат после боя, и настроение дурашливое до глупости, — Главное, ты сам понял, чево хотишь!

— Да я-то да… — вздохнул он прерывисто, — а она… Надя ещё девчонка совсем.

Трофейное оружие, всё до последнего ствола, разобрали буры, причём по здешней патриархальности, исключительно мужчины. Я закусил было губу, и вознамерился набычиться и вмешаться, но Мишка успел уцепить меня за локоть.

— Не лезь, — тихохонько сказал он, подтягивая назад, — всё равно не послушают.

Войско наше приросло численностью, но вот грозность под сильным сомнением. Мужчины в лагере сплошь или престарелые, или пораненные. Отощавший Мишка, часто моргающий воспалёнными глазами и явно не отошёдший ещё на здешних скудных харчах от лёгких ранений, на их фоне вполне себе бравый вояка.

И… они никак с нами собрались!? Я-то думал выцепить Мишку, да и уйти тихохонько через горы кружным путём. Долго, но надёжно и почти полностью безопасно — с поправкой на неизбежные случайности. Втроём, да не спехом, избегая лишних встреч, оно вполне себе и действенный план.

Планы мои споткнулись о местные реалии, и после речи о Маккавеях народ воспринял всё несколько… буквально. Дескать, пойдут избранные Богом, войско грозное… религиозность буров, она иногда удивительно не к месту!

Сделал мысленную пометку, што Айзек Ройаккер недоговороспособен, потому как изначально уговаривались, што по окончанию операции он выделит нам трёх верховых лошадей, и будем уходить отдельно. А теперь, значица, так… глаза отводит, как и не помнит такого.

Дабы не наговорить всякого сгоряча, отошёл в сторонку и поглядел, как копают ямину для британцев. В живых никого не осталось, всех дурниной покрошили, н-да… Не спросишь даже, когда у них смена, или там пополнение, подвоз припасов… Неудачно получилось.

А другой стороны, чего Боженьку-то гневить?! Живы, целы, Мишка свободен, што ещё надо?! Уйти бы отсюдова целыми…

Место для могилы выбрали помягче, штоб не утруждать себя, и как это водится в Африке, лёгкая земля без особых каменьев, оказалась насквозь пропитанной ходами землероек, бурозубками, червями, многоножками и крохотными змейками. Едва ли не каждый взмах мотыгой перерубает пополам какую-то извивающуюся гадоту. Вёдрами для курей набирать можно.

— Самое то для бриттов, — мстительно сказал подошедший Мишка, ткнув в бешено извивающуюся многоножку носком ботинка, — знал бы ты…

— Так хреново?

— Ну… — он покусал потрескавшуюся губу, — особой жесточи не было, но паёк скудный, а списаться с родными на предмет помочь провизией, одеждой или хоть лекарствами запрещено. Такое, знаешь… цивилизованное скотство.

— Нецивилизованного тоже хватает…

Мишка поймал мой взгляд на папашу, суетящегося у повозок, и вздёрнул бровь. В нескольких словах объяснил всю суть, но к моему удивлению, брат не стал возмущаться, только похмыкал чему-то своему.

— Забудь, — сказал он наконец, — тот случай, когда што ни сделаешь — всё плохо. Я… хм, могу потом словами перемолвиться с нужными людьми в нужном месте, и будет у Ройаккера моральный долг.

— На безрыбье и рыбу раком, — нехотя соглашаюсь с Пономарёнком, — но всё равно раздражает. Если бы без платы, на одном патриотизме взялся…

— Забудь, — ещё раз повторил брат, — ну или если хочешь — дяде Фиме скажи, он ему деловую и прочую репутацию подпортит.

— Картечницу нашли! — добежал до нас Санька, ковырявшийся вместе с трофейщиками, — Айда!