Отрок. Перелом

– Вот видишь, в точности понять, кто перед тобой, можно только если хорошо знаешь все знаки, что в разных местах на одежде встречаются. А то у стороннего человека иной раз и не разберешь ничего. И все-таки – что еще ты в ее одежде прочитать смогла? – продолжала урок Арина.

– Ну-у… не все дети у нее выжили… – неуверенно предположила девчонка.

– А это ты как узнала?

– У нее в вышивке черный цвет есть. Был бы белый – значит, родители умерли…

«А я по нашим родителям траурные рубахи справить ни брату, ни сестренкам, ни себе еще не успела…»

– Все правильно говоришь, Аннушка. Видишь, как много ты про эту холопку рассказать смогла.

«Хорошо, не все ты видишь. Я-то могла бы добавить про этих двоих еще много чего, не просто так они переглянулись и словами перекинулись. Вон он как откровенно на нее смотрит, приосанился и про мастера забыл, да и она… И оба друг перед другом прямо кричат для понимающего человека о плотском желании. Ну и Бог им в помощь, дело молодое. А девчонке про то пока знать и не надобно».

Анька оказалась неожиданно хорошей провожатой. Про крепость она, как выяснилось, знала многое: где пролезть между досками, чтобы оказаться в потаенном уголке да посидеть вдали от чужих взглядов на кем-то заботливо положенном бревнышке; где лучше не ходить, чтоб не свалиться в закиданную мусором яму, что устроили артельщики; откуда, оставаясь невидимой, можно при случае и подглядеть за тем, что делается на плацу или возле девичьей избы. А по дороге и про обитателей крепости рассказывала – про тех, кто к слову пришелся. Помянула, кстати, зазнобу Михайлы, которой сейчас в крепости не было, ту самую лекарку Юльку, о которой Арине уже говорили братья, да и боярыня утром поминала.

– Ведьма она, – убежденно сказала Анька, поежившись; видно было, что особой любви к лекарке она не питает. – И чего Минька в ней нашел? Ни кожи, ни рожи, а как засядут вдвоем где-нибудь – и воркуют, и воркуют, а Минька потом благостный такой… Опаивает она Миньку, вот те крест! Он за нее кого хочешь порвет… И возле лекарской избы сидит, ее дожидаясь, а она все не выходит. Ну, дурак дураком.

– Но она и вправду лечить способна, или только так называется, что лекарка?

– Умеет, – врать Анька не стала. – Лечит хорошо, и отроки ее слушаются. Ну так чего удивляться-то? У нее же в роду невесть сколько колен лекарок было! Но все равно, с нечистой силой она знается! Ты Бурея видала? Горбун, страшный такой, носа почти нету, волосом диким зарос.

– Довелось лицезреть. – Арина передернула плечами. – Да уж, не красавец.

– Его все боятся, а Юлька нет! Как к родному к нему… А он ее ягодкой величает, гостинцы носит, и вообще ласковый с ней!

«Бурей? Вот уж диво-то. Хотя лекарский дар – он такой: чтобы лечить, надобно человеку в душу залезть, в самые потаенные уголки. Значит, и у этого зверя есть что-то светлое, потребность любить кого-то и о ком-то заботиться…»

– А Прошу нашего ты уже тоже видела?

«Вот как? Не Прошка, не Прохор, а Проша?»

– Довелось утром, – улыбнулась и Арина, вспомнив занятного мальчишку.

– Знаешь, Проша – он такой… он всех любит и всех понимает. Скотий язык разумеет… – Анька на секунду задумалась. – Он ведь заговорить может не хуже Юльки иной раз; его если не перебивать, то заслушаешься напрочь. Проша так девок успокаивает, когда разозлятся или обидятся сильно. У нас одна никак со щенком поладить не могла – он ее кусал, она его била. Так Проша ее под руку взял, ходит с ней и говорит чего-то, ходит и говорит, ходит и говорит… а потом к клеткам собачьим увел. Мы подкрались, смотрим, а она на полу в клетке сидит, по кусочку еду из миски берет и щенку в пасть кладет, а сама почти Прошкиным голосом что-то приговаривает. А щенок еду у нее принимает и жмурится от удовольствия. Кто-то из девок шумнул, так и она, и щенок вздрогнули, будто проснулись. Смотрят друг на друга, и заметно, что ни ему кусаться, ни ей драться уже неохота.

– А в роду у Прохора ни ведуний, ни ворожей не было? – поинтересовалась на всякий случай Арина.

– Не-а! Матушка нарочно у Настены спрашивала – никого и ничего! Сам по себе дар откуда-то взялся! Минька его как-то углядел да в крепость и забрал…