– По-видимому,само провидение помогает нам.Я почти уверен, что мой план осуществится.Одно слово может довести неосторожного индейца до вспышки гнева,а может быть, и похуже… И я легко найду предлог арестовать Оцеолу. Теперь,когда Онопа со своими приверженцами удалился, мы можем смело глядеть в глаза любым неожиданностям.Примерно половина вождей стоит за нас, так что остальные мерзавцы вряд ли окажут сопротивление.
– О, этого нечего бояться! – заявил генерал Клинч.
– Ну и прекрасно!Раз он окажется в наших руках, всякое сопротивление будет сломлено. Остальные сразу уступят.Ведь именно он запугивает их и не дает подписать дог
– Верно,– задумчиво произнес Клинч.– Но как правительство?Kaк вы думаете, одобрит ли оно подобный образ действий?
– Полагаю,что да.Должно одобрить,во всяком случае. В последней инструкции президента есть намеки в этом роде.Если вы согласны действовать, я принимаю весь риск на себя.
– Тогда я готов подчиняться вашим распоряжениям,–отвечал командующий, который,по-видимому, был склонен одобрить план агента,но отнюдь не склонен был разделить с ним ответственность.–Мой долг– выполнять волю правительства! Я готов сотрудничать с вами.
– Значит, все ясно. Все будет,как мы хотим… Спросите вождей,– обратился Томпсон ко мне,– не побоятся ли они подписать договор завтра?
– Подписать они не боятся, но боятся того, что последует дальше.
– А что последует дальше?
– Они боятся нападения со стороны враждебной партии. Они опасаются за свою жизнь.
– Что же мы можем сделать для их защиты?
– Оматла говорит, что они спасутся, если вы дадите им возможность уехать к их друзьям в Таллахасси^1. Там они пробудут до самого переселения. Они дают слово явиться к вам в Тампу^2 или туда, куда вы их вызовете.
[^1Таллахасси – город во Флориде, столица штата.Первое поселение белых на этом месте было основано в 1818 году.]
[^2Тампа – порт на западном побережье Флориды.]
Два генерала снова начали шепотом совещаться. Это неожиданное предложение необходимо было обсудить.
Оматла тем временем добавил:
– Если нам нельзя будет отправиться в Таллахасси,мы не можем… мы не смеем оставаться здесь, среди своих. Тогда мы должны искать убежища в форте.
– Что касается вашего отбытия в Таллахасси,– ответил агент,– то мы рассмотрим этот вопрос и дадим вам ответ завтра.А пока что вам нечего опасаться. Это главный военный вождь белых, он защитит вас!
– Да,– сказал Клинч, приосанившись.– Мои воины многочисленны и сильны. Их много в форте и еще больше в пути сюда. Вам нечего бояться.
– Это хорошо, – ответили вожди.– Если нам придется плохо,мы будем искать у вас защиты. Вы обещали ее нам– это хорошо!
– Спросите вождей,– обратился ко мне агент,которого осенила новая мысль, – не знают ли они, явится завтра на собрание Холата-мико?
– Сейчас мы этого не знаем.Холата-мико не открыл своих намерений. Но скоро мы это узнаем.Если он собирается остаться,то до восхода солнца его палатки не будут свернуты.Если нет– то они будут убраны до заката луны.Луна заходит, и мы скоро узнаем, уйдет он или останется.
– Палатки вождей видны из форта?
– Нет. Они скрыты за деревьями.
– Вы сможете сообщить нам о Холата-мико?
– Да, но только на этом же месте. В форте наш посланец будет замечен. Мы можем вернуться сюда сами и встретить одного из вас.
– Правильно, так будет лучше,– ответил агент, довольный ходом событий.
Прошло несколько минут.Оба генерала продолжали шепотом совещаться. Вожди стояли в стороне, еподвижные и молчаливые, как статуи. Наконец генерал Клинч обратился ко мне:
– Лейтенант! Вы подождете здесь возвращения вождей. С ответом явитесь прямо ко мне в штаб.
Последовал обмен поклонами. Два американских генерала отправились к себе в форт, а индейские вожди исчезли в противоположном направлении.
Я остался один.
ТЕНИ НА ВОДЕ
Я остался наедине со своими мыслями.Мысли эти были окрашены чувством горечи. Виной тому было несколько причин.Мои радужные планы были разрушены, мое сердце жаждало вернуться к светлым и тихим радостям дружбы, но меня раздирали сомнения, меня мучили неопределенность и неизвестность.
Смятение мое усугублялось и другими чувствами. Роль, которую мне надо было играть, казалась мне отвратительной. Я сделался орудием коварства и зла, мне пришлось начинать свою военную карьеру с участия в заговоре, основанном на подкупе и измене. И хотя я действовал не по своей воле, я чувствовал всю постыдность своих обязанностей и выполнял их с непреодолимым отвращением.
Даже прелесть тихой ночи не успокаивала меня. Мне казалось, что к моему настроению больше подошла бы буря.