Так и не придя пока к какому-либо заключению относительно вновь прибывших, Стратег решил не торопиться. Были дела куда более насущные. Болота, перемежающиеся редколесьем, ещё несколько десятилетий назад были весьма щедрым и надежным источником белка. Но теперь он стал иссякать. С остальными ресурсами все было худо-бедно, но в порядке. А вот белок. В чем была причина Стратег понять не мог. Но меры принял, уже некоторое время ограничивая рождаемость в Доме. Надо заметить, что размножались люди и так довольно неохотно, но материнский инстинкт все же еще не изжил себя полностью, поэтому человечество до сих пор и не вымерло, несмотря на постигшие его за последние столетия катаклизмы.
Сейчас Стратегу это было на руку. Людей было слишком много. Для успешного функционирования Дома столько не нужно. А кормить нужно всех. Конечно, каждый Дом был абсолютно автономен и мог двигаться куда ему заблагорассудится. Но там, где несколько лет назад, а порой даже десятилетий, пасся один Дом, нечего было делать другим. Белок – один из важнейших ресурсов, восстанавливался чрезвычайно медленно. И с каждым десятилетием запасы его становились все скуднее. Было ли дело в излишней активности и жадности Домов, высасывающих с охваченной территории все без остатка? Или в ускорившейся по каким-то причинам гибели живности снаружи?
А начиналось все так давно ни шатко, ни валко. Таяли полярные льды. Сначала медленно, то растекаясь пресными речушками, прогрызавшими извилистые ходы в ставшей пористой толще многовековых льдов, точно дождевые черви, то вновь намерзая неохватными глазом наледями. Люди отчаянно спорили, брызгая слюной с высоких трибун и размахивая кипами бумаг. Потепление? Похолодание? Мы тому причиной? Мы здесь ни при чем, таков естественный ход вещей? Не обращая внимания на жаркие дискуссии, в которых поочередно одерживали победу сторонники то одной, то другой точки зрения, Мировой океан распухал и, не помещаясь уже в своих берегах, расплескивал лишнюю воду, словно хозяйка из таза. Сантиметр за сантиметром наползал он на многомиллионные человейники, что люди возвели на его берегах, метр за метром откусывая лакомые куски побережья, не брезгуя ничем: роскошными пляжами и гнилыми болотами, гранитными набережными и прибрежными помойками, убогими рыбацкими лачугами и шикарными особняками кинозвезд, которые нельзя было продать уже ни за какие деньги.
Люди пытались, конечно, воспрепятствовать, проявляя чудеса инженерной мысли. Дамбы, будто крылья, заперли входы в бухты и лагуны. Шедевры архитектуры, города – памятники под открытым небом и прочие с ними были спасены. На время. Океан был неумолим и с одинаковым равнодушием глух и к мольбам, и к проклятиям. После столетия неравной борьбы люди сдались. Отступая все дальше и дальше вглубь материков, они оставляли на произвол судьбы обжитое побережье. Точно сломанные зубы торчали из воды небоскребы Нью-Йорка, резвились дельфины над территориями, некогда звавшимися Нидерландами, Северную Венецию постигла та же печальная участь, что и настоящую.
На суше было не лучше. С климатом творилось неладное, черт знает что, откровенно говоря, творилось. Где-то разверзались хляби небесные, выливая на головы людей тонны воды неделя за неделей, а где-то месяцами висели недвижимо антициклоны, выжигая урожай на корню. Зимы превращались в бесконечные оттепели с зацветающими первоцветами и дезориентированными насекомыми, а лета – в уныло-холодный, моросящий бесконечными дождями октябрь. Ни на что нельзя было положиться. Климат стал непредсказуемым, словно истеричный холерик.
В Сахаре местами ложился снег и, стаивая под солнечными лучами, увлажнял каменистую почву. Тут и там начинали пробиваться невесть как давно ссохшиеся, а теперь напитанные влагой ростки, и дивила пустыня небывалым многоцветием и разнотравьем невозмутимых берберов. Аравийский же полуостров раскалялся почище адской сковородки. Иссушающий ветер гонял песчаные тучи апокалиптического вида. Поскольку днем там и вздохнуть было нельзя, не опалив себе глотки, то мало – помалу жизнь стала сугубо ночной. Разрушительные ураганы утюжили некогда райские острова Карибского моря, не давая беззаботным островитянам и головы поднять. Чудовищные циклоны затапливали огромные территории, оставляя после себя лишь заваленные обломками зданий пустоши и покореженные, утопленные в грязи автомобили.
И не было никому ни минуты покоя. Люди снимались с насиженных мест в поисках лучшего места для жизни. Климатические беженцы бесцеремонно ломились шумным цыганским табором в относительно еще благополучные страны, где их не ждали. Все временное стало постоянным: неустроенность, голод, повсеместные разрушения.