Отступник

Я резко присел, и прыгнул к ближайшему вагончику. Спереди орал Харви, командую свернуть вагончики в круг. Ему вторил хриплый, слово металлический скрежет голос рыцаря, повторяя его слова. Стараясь перекричать ржание лошадей и женский крик. Это был неописуемый, душераздирающий вопль, и тут меня словно окотило волной, а Полночь чуть не захлебнулась в своей любимой эмоции, жадно впитывая ее большими глотками. Растерянные и сбившиеся в кучу наши женщины, с бледными, искаженными страхом лицами, пронзительно кричали, словно хор погибших душ, прикованные к месту цепями из страха.

— Етить вашу хату, в баб не стреляйте недоумки, сами будете потом трупы трахать. — Прокуренный до хрипоты, обдирающий слух словно терка голос кого-то из атакующих осадил пыл разошедшихся стрелков.

Задняя телега с парой крестьян решили спасать свои жизни самостоятельно, посчитав, что они ничем не смогут помочь. Но у разбойников на этот счет были свои планы и далеко они не сбежали. В принципе, я имел все шансы сбежать, если схватил бы свой рюкзак и попытался прорваться, думаю, я смог бы легко это сделать, но мне нравились эти люди. Не то чтобы я прям такой храбрый, сражаться с целой засадой бандитов. Но у храбрости есть любопытная черта друзья, придающая ей особую ценность. Черта эта заключается в том, что гораздо легче быть храбрым, когда надо выручать кого-то другого, кого-то кто тебе ценен, чем в тех случаях, когда надо спасать себя самого. Так что я побежал к последнему вагончику попутно заталкивая замешкавших женщин под защиту наших повозок. Харви с рыцарем уже выставили две первые, перегородившись ими от арбалетов, теперь требовалось закрыть полукруг остальными.

Я бежал и злился. Повторяя про себя словно мантру, «Это мне знакомо, это мне знакомо». Злость как снежная лавина, начала медленно сползать с вершины и окутывать мое сердце. Я только начал забывать, что такое кровь и смерть кругом, я сбежал от этого через пол континента. И колесо судьбы вновь настигло меня, попутно давя беззащитных и ни в чем не повинных людей. Странные ощущения вызывает ожидание попадания в тебя арбалетного болта. Самое похожее чувство, по-моему, это когда падаешь в пустоте и ждешь раскрытия парашюта. Что вот-вот. Во рту появляется какой-то особый, ни на что не похожий вкус. В глазах появляется жесткость, словно они сделаны из холодной рыбьей чешуи.

Схватив под уздцы упирающуюся лошадь запряженную в повозку, стараясь прикрываться от арбалетных болтов ей же я потащил ее вперед попутно собирая наших девушек в вагон. И проходя склонился над упавшим оруженосцем рыцаря ощупав его, он получил тяжелое ранение черепа. Подстреленная лошадь сбросила его прямо на камень, и он ударился верхней частью головы, возле самой макушки. Рана сильно кровоточила, на голове была хорошо заметная трещина. Мои пальцы скользнули по краю разлома кости, липкому от крови. Череп раскололся на три больших куска. Один из них держался настолько слабо, что я понимал: стоит мне немного потянуть, и он останется в моей руке. Единственное, что не давало черепу развалиться на части, — его спутанные волосы. У основания черепа, там, где голова соединяется с шеей, уже образовался большой отек. Он был еще жив но без сознания, и у меня не возникло сомнений, что он уже никогда не откроет глаза.

Его лошадь лежала рядом и лошадь плакала — другого слова я подобрать не могу: то действительно были слышные при вздохах прерывистые жалобные всхлипы, она тяжело дышала, всхлипывая при каждом втором или третьем затрудненном вздохе. Кровь текла медленно, но непрерывно. Из брюха где торчал болт сочилась темная жидкость, даже более темная, чем кровь. Я пригнул голову к ее гриве и обнял ее за шею, заглянув в ее большие и добрые, влажные глаза, из них текли слезы. Она умирала, умирала в мучениях. И все что я мог сделать для нее, это чиркнуть по горлу, сделав ловкое, едва заметное движение запястьем. Лошадь вздрогнула, но дала себя успокоить. Кровь хлынула ей на грудь и влажную землю толчками, гонимая сокращениями сердечной мышцы. Напрягшаяся челюсть медленно отвалилась, глаза остекленели, и большое и доброе сердце перестало биться. Все это видела Вивьен, расширившимися глазами смотря на меня из вагончика, я знал ее особое отношение к животным, и поэтому пояснил:

— Она страдала, ей было очень больно, а она этого не заслужила.

Мы часто называем человека трусом, когда он просто застигнут врасплох, а проявленная храбрость, как правило, означает всего лишь, что он был хорошо подготовлен, или уже многократно это проходил. Лишь немногие из всех точно знали, что делать. Других охватывал неудержимый смех. Некоторые плакали, звали маму, или взывали к Всевидящему. А некоторые надолго замолкали, внутренне съёживаясь настолько, что это пугало даже друзей долго их знающих. Всего четверо не растерялись, сразу начав действовать; Харви, я, рыцарь и на мое удивление один карликов — Диди. Он схватив старый и кривой арбалет, начал отстреливаться стоя у вагончика, прикрываясь деревянной стенкой, прикрывая забегающих в убежище женщин.