Отсутствующая структура. Введение в семиологию

в) внутри кода «воинские звания офицеров» звездочки являются смыслоразличительными единицами (фигурами, без собственного означаемого. В разных сочетаниях между собой они образуют знаки типа «офицер третьей ступени соответствующего уровня», тогда как кайма, белое поле или их отсутствие суть семы с нулевым означающим, благодаря которым различаются три уровня «младшие, старшие офицеры и генералы» и знак, образованный комбинацией звездочек, обретает свой окончательный смысл внутри соответствующей семы. Но в этом случае мы имеем дело с комбинацией кода без артикуляции, представленного семами с нулевым означающим, с кодом, обладающим двойным членением (звездочки), или же введением в код с двойным членением семы с нулевым означающим.

Все эти варианты перечислены здесь только для того, чтобы показать, насколько проблематично определение уровней членения в разных кодах из общих посылок без детализации конкретных обстоятельств. Поэтому не следует слишком усердствовать, закрепляя за каким-то кодом неизменное число членений. В зависимости от точки зрения единица первого членения может стать единицей второго и наоборот.

II. Коды: анализ и синтез

II. 1. После того как мы решили, что коды обладают самыми разными типами артикуляции и что, стало быть, не следует слепо верить в то, что все коды строятся по типу словесного языка, мы должны также вспомнить о том, как часто при артикуляции кода его смыслоразличительными единицами становятся синтагмы другого, более аполитичного кода,

или напротив: то, что в одном коде считается синтагмой, пределом его комбинаторных возможностей, в другом, более синтетичном коде, окажется единицей смыслоразличения.

Мы рассматривали сходную ситуацию на примере флажковой сигнализации. В языке последними, далее неразложимыми единицами, считаются фонемы, но код флажковой сигнализации предусматривает единицы более мелкие в сравнении с фонемами (положение правой и левой рук), различные комбинации которых образуют синтагмы, предельные для данного кода, и которые практически соответствуют, даже если они соотносятся не с фонемами, а с буквами алфавита, исходным фигурам языкового кода.

Напротив, коды повествовательных ходов[141] предполагают наличие больших синтагматических цепей (типа «герой покидает дом и встречает противника»), которые внутри повествовательного кода играют роль смыслоразличителей, но внутри кода лингвистического представляют собой синтагмы.

Из этого следует, что не только фигуры, но и семы могут выступать в качестве смыслоразличителей, а также что можно вполне не принимать в расчет, раскладываются ли те или иные семы на знаки и фигуры, если последние принадлежат иному, более аналитическому коду. Итак, вопрос об уровне вычленения единиц смыслоразличения разрешается внутри того или иного кода, возможное дальнейшее членение этих единиц – это уже вопрос другой, более аналитической кодификации. Так, синтагма «герой покидает дом и встречается с противником» выделяется повествовательным кодом в качестве сложной единицы значения и при этом не спрашивается: 1) в каком языке существует текст и 2) какие риторикостилистические приемы для него характерны.

II.2. К примеру, в «Обрученных» встреча Дона Аббондио с грабителями безусловно составляет кодифицированный повествовательный ход[142], но на уровне сюжетосложения совершенно не важно, описывается ли она с блеском и обилием деталей именно так, как это сделано у Мандзони, или она обрисовывается несколькими фразами. Другими словами, мандзониевская история на уровне нарративного кода вполне адекватно может быть передана каким-нибудь комиксом, и этот факт уже имеет место. «Обрученные» – это весьма объемистое произведение, ставшее таким именно из-за своей сложной организации, благодаря тому что оно – как системное целое – включает в себя множество подсистем, среди которых организация сюжета и представляющий ее код не более, чем один элемент внутри сложной и большой структуры, охватывающей систему характеров, стилистических приемов, религиозных убеждений и т. д. Эпизод с грабителями необходимо включить в более широкий лингво-психологический контекст со своим репертуаром ожиданий и конвенций, и только тогда его можно оценивать в категориях стилистики независимо от исполняемой им повествовательной функции[143]. Разумеется, при всеохватном рассмотрении произведения искусства оно предстает как целостность благодаря тому, что авторские решения на разных уровнях – сюжета, характеров, языка и т. д. – оказываются сходными, рождая некий изоморфизм. Но то, что в большом произведении всегда введено в действие множество кодов, нисколько не опровергает того факта, что повествовательный код не зависит от всех прочих, более аналитических.