Одна из тех сложных вещей неясно вырисовалась в темноте — темная группа зданий и служебных построек, которые составляли семейное поселение Tомсов. Ноздри Кейда затрепетали, уловив запах старой крови под новым снежным слоем, который прикрыл следы. С расстояния в
сотню ярдов, это место выглядело мирно, даже живописно. Тихая пограничная застава устроилась между елями и березами арктических лесов, которые окружали ее. Но зловоние смерти крепко вцепилось в это место даже при адском холоде и стало еще более острым, когда Кейд отправился к центральному зданию. Он снял свои снегоступы и в два шага преодолел расстояние до входа. Высеченную из дерева дверь закрывали, но потом снова открыли. Кейд сжал ручку и ударил в дверь плечом, открывая ее. Большая лужа застывшей крови блестела, как черный оникс в рассеянном лунном свете, который потоком хлынул на нее, когда он встал в проходе. Реакция его тела на вид и запах свернувшейся крови поразила Кейда, как удар молнии. Даже при том, что кровь оказалась пролитой и застоявшейся - бесполезной для Кейда, вид которого мог питаться только напрямую из человеческого источника, - его клыки удлинились и впились в нижнюю губу.
Он выдохнул проклятье сквозь вытянувшиеся клыки, когда поднял свою голову и заметил еще больше крови – больше признаков борьбы и страдания – в брызнувшем, темном следе, который вел из главной комнаты здания в центр. Одна из жертв попыталась сбежать от хищника, который пришел, чтобы убить их. Кейд положил свою сумку и снегоступы, затем прошел по коридору. Человек только определил свою судьбу, убегая в спальню. Там его загнали в угол - резкие брызги на стенах и смятая кровать еще раз доказали Кейду жестокость убийства.
Там были отобраны еще две жизни, и Кейд не получал удовлетворения, составляя в голове сценарии их убийств, когда исследовал остальную часть поселения и проанализировал нападение. Он увидел достаточно. Он знал, что смерть произошла из-за Кровожадности. Кто бы ни убил этих людей, он сделал это с таким пылом, который даже Кейду не приходилось видеть прежде – это не сравнится даже с самым диким, употребляющим наркотики Отверженным.
- Сукин сын, - пробормотал он и, с трудом справляясь с отвращением, пошел прочь от призрачного поселения, пошатываясь, в сторону окружающего его леса, нуждаясь в свежем воздухе. Он сглотнул, вдыхая запах оживленной зимы глубоко в легкие.
Этого было недостаточно. Голод и гнев сковывали его, как цепи, он задыхался в собственной одежде. Кейд сорвал все с себя и голым стоял в ледяной ноябрьской ночи. Холодная тьма остудила его, но не совсем.
Он хотел побежать – должен был побежать – и почувствовать, как холодные руки дикой аляскинской местности потянутся, чтобы схватить его. Вдалеке он услышал низкое завывание волка. Он чувствовал, как вой резонирует глубоко в его теле, как он движется по венам.
Кейд запрокинул голову и ответил ему.
Другой волк ответил уже ближе, чем первый. В считанные минуты стая приблизилась, медленно продвигаясь к нему сквозь густо поросшие ели. Кейд переводил взгляд с одной пары волчьих глаз на другую. Альфа шагнул из деревьев, большой черный самец с рваным правым ухом. Волк шел, двигаясь, как тень, по нетронутому снегу.
Кейд остался на своем месте, когда альфа и остальная часть его стаи окружили его. Он столкнулся с их любознательными глазами и послал мысленное обещание, что не причинит им никакого вреда. Они поняли, ведь он знал, что они поймут.
И когда он молча приказал им рвануть с места, стая ринулась в плотную завесу ночного леса. Кейд припал к земле и побежал рядом с волками, как один из стаи.
В другом месте, холодной, темной ночью, другой хищник шагнул в замерзшую, запретную местность. Он шел уже несколько часов в одиночку, пешком по этой пустынной дикой местности, в течение такого огромного количества ночей, что не мог уже вспомнить. Его мучила жажда, но эта необходимость теперь казалась не такой уж срочной, какой была, когда он только ступил в холод. Его тело питалось, мышцы, кости и клетки впитывали ту кровь, которую он недавно получил. Если честно, слишком много крови, но его система уже восстановилась после перебора. И теперь, когда он стал более сильным и восстановил тело, ему было трудно обуздать острое желание поохотиться.
В конце концов, он тот, кто он есть: самый, что ни на есть, охотник.
Именно эти хищные инстинкты направляли его, когда он крался сквозь тишину леса беспокойной ритмичной походкой нарушителя. Вонь древесного дыма и немытой человеческой кожи достигли его носа, как только темный силуэт человека, завернутого в грубую куртку материализовался неподалеку от места, где охотник наблюдал и ожидал в темноте. Металлический звон раздавался с каждым шагом человека, исходя от стальных цепей с острыми зубчатыми зажимами, которые он обхватывал рукой в перчатке. В другой руке он за ноги нес мертвое животное, крупное, подобное грызуну, тушу которого он распотрошил по пути.