Отцовский штурвал

Он собрал нас – рёлкскую шпану – и повел в сад Томсона, за ранетками. Конечно же, без спросу и через забор. И здесь Король остался на стреме – зачем рисковать, когда у тебя под рукой готовые на все огольцы. Конечно же, нас застукали; меня, убегающего, уже в заборной дыре подстрелил солью охранник, и если бы не подоспевшая вовремя женщина, то добил бы прикладом. Вместо занятий в школе пришлось мне сидеть, точнее, лежать дома. Мама вызвала врача, и та, осмотрев рану, только покачала головой, сказав, что я родился в рубашке: попади охранник чуть выше – быть бы мне калекой.

БЕЙ ПЕРВЫМ, ФЕДЯ!

«Кошка скребет на свой хребет», – говорили на Рёлке. Срок в детской колонии я бы точно наскреб, от нее меня отделяла совсем тонкая огородка. Но тут в моей жизни появился Федька Дохлый.

У моего отца была удивительная способность: к нему лепились разные люди, и всех он тащил в дом. Однажды он вернулся из тайги с пареньком. На первый взгляд, мальчишка показался старше меня, но потом я узнал, что мы с ним одногодки. Как выяснилось, Федька Дохлый был скотогоном, он гонял вместе со взрослыми скот из Монголии. С собой в город Федька привез пышные сарлычьи хвосты и мешок с шерстью. Выяснилось, что все это богатство он состриг, когда они ехали на вертушке, которая перевозила на мясокомбинат скот. Дохлый умудрился на ходу залезть через маленькое верхнее окно в вагон с овцами и специальными крюками надрать шерсть для продажи. Мама купила у него мешок и предложила Феде пожить у нас.

Спали мы с Федькой на топчане за печкой. Именно от него я узнал про Робинзона Крузо, графа Монте-Кристо и наследника из Калькутты.

Днем я уходил в школу, а Федька уезжал в город, продавал там сарлычьи хвосты, которые с удовольствием покупали городские модницы, делая из них пышные шиньоны. Позже он бродил по базару, приглядывал, как он говорил, «кой-какого товару». Приезжал он поздно, мама начинала беспокоиться, не случилось ли с ним чего-нибудь.

И все-таки однажды случилось. Все заработанные и накопленные деньги у него отняли на барахолке; подглядели, что у пацана есть монета, наставили на него нож и выгребли всю наличность. Правда, переживал Федька потерю недолго. Еще с детдомовских времен у него осталась присказка: «Дают – бери, бьют – беги, отняли – не плачь, Господь все видит и знает, кого напрячь».

Думаю, что Федьку звали Дохлым за его худобу, но когда он однажды разделся, я удивился: все его тело, казалось, было вылеплено из одних мышц. Он мог свободно подтянуться на одной руке, на этой же руке сделать стойку. Я не знал, сколько он закончил классов, но читал Дохлый бегло, книги заглатывал с ненасытностью удава. Особенно силен был в арифметике. А еще ему не было равных, когда он играл в карты; он показывал фокусы, и можно было подумать, что имеешь дело с настоящим шулером. Но при этом он никогда не кичился своими способностями и всегда был готов прийти на выручку, что и произошло вскоре. Этим он покорил меня и рёлкскую ребятню окончательно.

На Пасху после завтрака, когда мои родители уехали в город к маминому брату, мы пошли с ним погулять на улицу. Приехавшие в основном из окрестных деревень, обитатели Барабы, несмотря на то что этого праздника не существовало в официальных календарях, отмечали его так, как делали это их отцы и деды: красили яйца, пекли куличи, убирали избы, белили известью стены, украшали ветками пихты иконы. Мама говорила, что Первомай – это придуманный праздник, а вот Пасха – она была и будет всегда. Обычно к этому светлому дню мама готовила нам подарки: майки, трусики, рубашки, девчонкам – платья. Утром мы обычно садились за праздничный стол и разговлялись. А потом – кто куда: ребятня с крашеными яйцами – на улицу, родители – по гостям. Еще этот весенний день мы любили за то, что подвыпившие мужики вываливали на улицу и, вспоминая молодость, начинали подзуживать нас сыграть в чику. Вот тут-то мы их и поджидали.

В той игре Дохлый почему-то не участвовал, он «болел» за меня. Накануне я объявил своим друзьям, что весь наш выигрыш пойдет на покупку футбольного мяча и волейбольной сетки. К тому времени мы решили создать уличную команду, и даже название придумали – «Молния». Макаров, Оводнев, Ленька и Валерка Ножнины и я – вот те, кто придумал спортивную идею дворового масштаба и решил воплотить ее в жизнь. И уже начали собирать деньги на форму: искали любую возможность, чтобы пополнить свою казну. Давали деньги и родители, понимая: пусть лучше гоняют мяч, чем лазят по заборам и чужим огородам.

В тот пасхальный день мне фартило, я обыгрывал всех. Для мужиков игра на деньги была развлечением, им хотелось вспомнить свою молодость, тряхнуть стариной и показать, какими они были меткими и ловкими. Но прицел у них был, конечно, уже не тот. Почесывая затылки и посмеиваясь, они доставали из карманов все новую мелочь, а у самых азартных захрустели в руках трешки и пятерки. Первыми из игры ушли те, кто послабее и потрезвее. Ссыпая мелочь в карман, я, уже не стесняясь, напевал распространенную в ту пору песенку: