Отцы и дети. 2.0

И опустился теплый кишиневский вечер. Такой, какой бывает только в Кишиневе в конце лета. Кто был, знает.

За столом сидели потрясающе красивые и умные женщины. И было совершенно не понятно, кто из них лучше и краше, за кем же именно надо ухаживать. Глаза и все остальное разбегалось в разные стороны. И я ухаживал за всеми сразу, то за одной, то за другой, беспечно и жадно. Не хотелось никого упустить, ограничить жизнь выбором, нарушить частностями целостность мира, такую редкую и такую счастливую.

Вечер перерастал в ночь, таял в ней. Когда первые женщины стали выпархивать из объятий застолья, я щедрою рукою отпускал их. Пусть летят себе по уютным квартирам, мне же лучше – с каждой упорхнувшей выбор становится легче. Но наши ряды редели все сильней, мелькали лица, прощальные поцелуи, слова… А потом испарились и последние красотки. Я остался один. Какой-то нудный тип говорил без умолку, было уже почти утро, и я, оставив нудного, в гордом одиночестве отправился спать.

Только командировочный знает, как тяжело уснуть одному в номере, в чужом городе, в чужой накрахмаленной постели… И чем лучше номер, тем тяжелее уснуть. Эти номера созданы для любви! Для ночи любви. Одной-единственной ночи любви с прекрасной незнакомкой, с которой свела тебя судьба: подвела, подарила и забрала с собой в другие, уже не ведомые тебе ночи. Не твои ночи, чужие очи…

Бляди кликают командировочных в гостиничных холлах первых этажей: «Мужчина, а мужчина, вам не скучно?» А у самих голоса такие сладко-скучные, что командировочным становится еще тоскливее, будто они по ошибке глотнули холодных кислых щей. «Не спите?» – звонят бляди бедным командировочным среди ночи. «Не спим», – грустно отвечают командировочные. «А вы не нас, случайно, ждете?» – не унимаются бляди. Нет, дорогие, не вас! Не вас ждут бедные командировочные, затерянные в чужих, больших и малых, городах.

Так я и проворочался, не сомкнув глаз, в двуспальной кровати, не согласный на рукоблудие. Этот кишиневский вечер обещал все, а не дал ничего!.. Поздним утром я улетел из Кишинева несолоно хлебавши.

И уже много времени спустя в одну из особенно одиноких ночей был какой-то бордель, Диана с длиннющими волосами…

– А, правда, что я похожа на одну старую французскую актрису? – говорила Диана.

– На старую актрису ты будешь похожа еще не скоро… – отвечал я, чтобы что-то ответить.

– Нет, ну, в смысле, она не старая… была… она в старых фильмах снималась.

– Ну и на какую?

– Нет, ты сам посмотри… – игриво не унималась богиня охоты. – Правда?

И я смотрел на нее, перебирая в уме французских актрис. И ни на кого из них она не была похожа.

– Ну и на кого, что-то я не соображу…

Диана задумалась.

– Ну, может, она и не французская, может, она итальянка…

И я снова смотрел на Диану и перебирал в уме уже итальянских актрис.

– Сдаюсь! На кого?

– На Одри Хёпберн! – победоносно заявила Диана. – Знаешь, был такой фильм – «Завтрак у Тиффани»? Вот на нее я и похожа…

– Ты смотрела «Завтрак у Тиффани»?

– Смотрела, – ответила очень просто Диана, даже не догадываясь, что этим можно гордиться. Что многие девушки, которые сидят сейчас в модных дорогих кафе с томиками Гришковца или Бегбедера, не видели «Завтрак у Тиффани».

И я в третий раз пристально посмотрел на Диану, в уме перебирая планы с Одри Хёпберн, и вдруг понял, что она и вправду на нее очень похожа. И с этого момента пребывал в полном ощущении, что я в постели с Одри Хёпберн, и это именно Одри просит, чтобы я взял ее за волосы… просит, а на самом деле разрешает все то, о чем просила в ту ночь Диана.

– У вас тут выпить-то что-нибудь есть?

– Ой, у нас нету… – всплескивала руками Дианочка-Одри.

– Что же это за бордель, где нет выпивки… – ворчал я.

Диана задумалась.

– Сейчас, подожди минутку…

Она исчезала, а я лежал один, в полумраке чужой комнаты, в отблеске горящих свечей, на чужой постели, где до меня было столько мужчин и будет после меня…

Диана вернулась с темной жидкостью на дне пластмассовой бутылки: