Отцы и дети. 2.0

И вот я ему улыбнулся. А он хихикнул и спрятал руки за спину. Тут я слегка разозлился на это хихиканье и на себя – за то, что разволновался и даже заискивал перед ним. С какой стати?! Чтобы лучше к себе прислушаться, я решил закурить. Достал сигаретку, вкусно сглотнув, прихватил ее губами, чиркнул спичкой, глаза закрыл от наслаждения и уже хотел слизнуть сигареткой огонек, как услышал странный звук. Открыл глаза – оказывается, Фарит дунул и погасил мой огонек! Сам стоял по-собачьи, на четвереньках, и подозрительно смотрел на меня, словно я что-то украл и не хочу признаваться. Я взял сигаретку в пальцы, отвел руку и строго посмотрел на Фарита. Ничего странного в нем не заметил. Решительно сунул сигаретку в зубы, чиркнул… Фарит аккуратно, коротко дунул – листик, не успев распуститься, зачах на спичинке. Я спокойно выбросил, вернее, как бы выронил пустую спичинку, скорбно посмотрел на Фарита и глубоко задумался: «Что Фарит этим хочет сказать?!» Задумчиво и хладнокровно, будто бы ничего не произошло, достал другую спичку. А он, чему-то радуясь, принял более удобное для атаки положение и следил за моим поведением, точно охотник в засаде. Я спокойно поправил чубчик, закинул ногу на ногу, мышцы руки вздрогнули – чиркнуть, я их сдержал, обернулся и посмотрел – конечно, нечего такого за моей спиной не было. Я это делал специально, чтобы дать понять Фариту, будто не догадался, что он надо мной издевается. Может, отвяжется. Дал я ему это понять. Вяло-вяло, не веря в успех, чиркнул, даже спичка не загорелась, а Фарит – мне страшно стало за него – вскинул голову и что есть мочи, дико надув щеки, дунул. Ничего он не понял! И, наверное, увидев себя со стороны, как он дует впустую, засмеялся. Губы его вздрагивали, поток смеха едва не разбрызгивал их, вокруг Фарита даже светлее стало. Он смеялся, как специально обманувшийся ребенок.

– Фарит! – сказал я строго, решив его заговорить. – Я понимаю, истерика у тебя, видимо, но при чем тут огонек. Если ты думаешь, что я что-то замышляю против тебя, то я просто хочу подкурить, а для этого нужен огонек. Не туши его, брат.

Совершенно бесполезно было с ним говорить. Он смеялся и пытался собрать разбегающиеся губы, чтобы дуть, и получался такой звук, каким малыш изображает мотор своего грузовичка. Я все больше раздражался. И уже злобно чиркнул спичкой, но тут заметил, что моя сигаретка куда-то делась. Мне стыдно стало ее искать под идиотский смех Фарита, показать ему, что он довел меня, я нервничаю. А Фарит дрожащим пальцем указал на мою руку.

– Я и сам знал, – сказал я увидев сигаретку в своей руке. – Просто прикидывался.

Фарит уже изготовился, он прилагал страшные усилия, чтобы не смеяться, и содрогался всем телом, так содрогается плохо закрепленный мотор, когда его заводят. Смех рвался из него, точно выхлопные газы.

Хачик с Фаигом забеспокоились, но продолжали спорить, правд а уже осторожно, прислушиваясь, не над ними ли смеется Фарит. Тут Фарит не выдержал, смех вырвался из него огромной, дикой птицей, наверное, оттого, что теперь я не мог найти коробок. Не поверите – я действительно не мог его найти.

Фаиг с Хачиком оба резко повернулись и уставились на Фарита.

– Слушай, по-моему, он все-таки над нами! – болезненно нахмурившись, сказал Хачик.

– Нньет! – отрубил Фаиг, снял очки и хладнокровно пошевелил губой. – Я долго слушал – не над нами, он только делает вид, что смеется над нами, на самом деле он смеется не над нами.

– Если не над нами, то из-за того, что мы бакланим, как два баклана!

– Ты не понимаешь прикола. – Фаиг надел очки. – Они сговорились, да, смеяться над нами, а на самом деле он смеется не над нами.

И они глубоко задумались. А потом повернулись друг к другу, отодвинули «Джейн Эйр» на край стола и с жаром стали спорить, над кем смеется Фарит. Хачик, с удивительной вежливостью в голосе, приводил множество доводов в пользу того, что Фарит смеется именно над ними. Фаиг перебивал. Хачик, не слушая его, поворачивался к окну и, до предела удивленный, говорил кому-то: «Нет, нет! Посмотрите на меня, я, в натуре, спорю еще с этим отморозком, как бы проявляя дань уважения, на… Слышь, ты сам-то слышишь, что говоришь? Все послушайте, да!»

Фаиг замолкал, смотрел на него с ненавистью, цыкал и восклицал: «Э! Э!»

А Армения и Азербайджан, свободно вздохнули и растворились в кровеносной системе мира.

Я же зажигаю спичку, а Фарит дует и смеется. Смеется, будто вдруг понял что-то великое и от этого сошел с ума. Лицо его раскраснелось, опухло, ноги и руки нервно дрожали, точно перебитые.

Я бы, конечно, мог закурить. Отвернуться и закурить, но я стал догадываться, ЧТО Фарит хочет сказать. И он, изменив интонацию смех а, дал мне почувствовать, что я иду по верному пути, только нужно зажигать спичку, чтобы он мог дуть и смеяться.

Хачик с Фаигом не выдержали и подсели к Фариту с обеих сторон.

– Фаритжан, – интимно склонившись к его уху, оказал Хачик. – Японская культура существует тысячу лет, и так далее, это долго… Короче, я как-то это все доказал. Ты, Фарит, теперь скажи ему, что смеешься над нами.