Отцы-основатели

И первой, испуганно озираясь и сжимая в руках маленькую дорожную сумку со всякими мелочами, из автобуса вышла никто иная, как мадмуазель Люси. После того как она прекратила сопротивляться и перечить, ей больше ничего не угрожало. За ней, один за другим, со своими вещами в руках, наружу стали выходить ученики и ученицы, и самой последней вышла единственная арабофранцуженка в этой поездке – Камилла бин Азиз, очень умная девочка, дочь алжирца, родившегося во Франции и француженки. Мальчишки из ее класса считали эту девочку откровенно страшненькой, хотя, на мой взгляд, она была довольно ничего. И хоть администрация школы тщательно следила за тем, чтобы не было никакой дискриминации, жизнь у Камиллы была очень нелегкой и я даже боюсь подумать о том, что будет здесь, где такие суровые правила. Единственное, что мне внушает оптимизм – так это темные жены вождей, которые не чувствуют себя хоть в чем-то ущемленными и выглядят полностью счастливыми. Может, и арабской девочке тут тоже найдется немного счастья, и тогда я порадуюсь за ее устроившуюся судьбу.

– Значит, так, – сказал Сергей Петрович, когда все вышли, – теперь необходимо откатить автобус хотя бы на метр назад, для того чтобы снять вашего водителя с его деревянной булавки. Если он мусульманин, как я предполагаю, то мы должны будем похоронить его еще до захода солнца. Итак, навалимся все вместе, на «раз, два – взяли» – и тогда никакой автобус не устоит перед нашими общими усилиями.

Сначала я не поверила, что люди своими руками смогут стронуть с места двадцатитонный автобус, но потом, когда мы облепили его, как муравьи червяка (причем вожди прикладывали усилий больше чем остальные), автобус вздрогнул, качнулся туда-сюда на «раз, два – взяли», а потом, провернув свои колеса, действительно сдал примерно на метр назад, после чего окончательно застрял, еще больше перекосившись в размокшем после дождей глинистом грунте склона. Но главное было сделано – тело водителя оказалось освобождено от пришпиливавшей его к сиденью окровавленной деревянной булавки, и теперь могло быть извлечено из кабины для перевозки в поселение клана Огня и последующих похорон.

Глядя на то, как несчастного Алена абд аль Рашида, не прожившего в этом мире и нескольких секунд, вытаскивают из кабины и кладут на импровизированные носилки, я ощутила давно забытое в Европе чувство скорби и раскаяния по тем, кто погиб, спасая нашу жизнь. И пусть спасение жизней было преувеличением, и водитель просто попал в одну с нами историю (но куда мене удачно, чем все остальные), я все же думаю, что в какой-то мере эта смерть носила определенную сакральную роль – ведь это именно он выбирал дорогу, привез нас сюда – и сразу же после этого погиб, трагически и случайно. Его тело, уложенное на импровизированные носилки, было доверено нести четырем парням: уже известному вам Роланду, его сверстнику Оливье, и пятнадцатилетним ученикам третьего класса – чистокровному французу Максимилиану и выходцу с Мартиники Бенджамену, чья кожа имела цвет кофе с молоком.

Вообще-то на его месте должен быть Николас (то есть Николай) – сынок удравшего из России казнокрада, но тот сказал, что у него болит рука, и вообще он себя плохо чувствует, чем вызвал по отношению к себе неприязненные взгляды как со стороны своих сотоварищей (особенно девиц), так и со стороны местных вождей, сразу оценивших по достоинству этого лживого, наглого и ленивого подростка. Я уже догадывалась, что к таким тут особо нетерпимы. Не знаю за остальных, но скорее уже мадмуазель Люси будет честно отрабатывать свой хлеб, чем этот скользкий говнюк.

Я даже попробовала поговорить на эту тему с Сергеем Петровичем, но тот сказал, что никаких превентивных расстрелов в их клане не будет. Так уж у них заведено с самого начала. Прежде чем человек будет подвергнут наказанию, он сперва должен совершить что-то предосудительное – от этой практики он, вождь, отступать не собирается. Если Николас будет уклоняться от работы и симулировать болезни, то его ждет самое суровое наказание, практикуемое в каменном веке – изгнание из клана, и тогда за его жизнь никто не даст и ломанного евроцента. Такое уж тут сейчас идет суровое время…

1 октября 1-го года Миссии. Воскресенье. 07:00. Промзона Дома на Холме.

Марина Жебровская

Марина лежала на набитом сухой травой матрасе и впервые в жизни мысленно благодарила своего папа за то, что он с самого детства заставлял ее учить русский язык, а также за то, что по понедельникам, средам и пятницам в доме Жебровских говорили только по-русски. За переход на французскую мову, как выражалась мама Марины, в такие дни полагался штраф: взрослые клали в общую семейную кассу по пять евро, а детей за это в обед лишали сладкого.